чего никогда не случалось, и уже стояла у плиты, готовила свой фирменный неаполитанский соус. Секретный рецепт бережно передавался в ее семье из поколения в поколение.

Я стащила из жестянки пару печенек и взяла со стола газетную вырезку.

– Что это?

Мама только покачала головой, давая понять, что не хочет ничего обсуждать.

«На этой неделе в Северном Лондоне, где с 1981 года произошла череда страшных убийств, пропала еще одна женщина…»

В вырезанной из «Пост» статье напечатали фоторобот Тени. По краям, там, где по линейке вырвали статью, остались следы карандаша. Под изображением кто-то написал «НИКОГО НЕ НАПОМИНАЕТ?» В одном месте ручка продырявила бумагу.

У меня замерло сердце.

– Откуда это? Почему кто-то думает, что мы его знаем?

– Я не знаю, кто и что думает, – отозвалась мама, не оборачиваясь.

Если последняя пропавшая тоже стала жертвой Тени, значит, он оставил уже девять трупов. Оставил буквально у нас на пороге или в наших излюбленных местах.

До Хэмпстед-роуд-лок было совсем недалеко. Мимо беговых дорожек я каждое утро шла в школу. Любимое кафе-мороженое «Марин Айс», куда мы ходили с Мэтти, располагалось в Чок-Фарм. А в Хайгейт-Вудс мы отмечали день рождения одноклассницы.

Я не могла отогнать от себя мысль, что вполне могла видеть кого-то из жертв. На центральной улице. В очереди в магазине. На станции метро. Тогда они были живы, смеялись, покупали продукты, смотрели телевизор, слышали новости о пропавших девушках и не подозревали, что близится их черед.

Когда-то давно я призналась Мэтти, что боюсь.

Мне было десять, убийства только начались, тем не менее я очень рано заметила сходство между убитыми и собственной мамой.

– Не бойся, тыковка. С тобой ничего не случится. Обещаю.

– Откуда ты знаешь?

Он поцеловал меня в затылок:

– Знаю.

– Откуда?

– Просто знаю.

Я положила вырезку.

– Где ты ее взяла?

Мама пожала плечами и насыпала в сковороду приправу, даже не посмотрев на меня.

– Что у тебя за секреты? Расскажи как есть.

Она вздохнула и убавила огонь.

– Нашла на коврике перед входной дверью.

Я не сильна в математике, но два и два сложить могу.

– Дес, – пришла я к очевидному выводу. – Кто еще? Никто больше не попал бы на наш этаж. Что он, черт возьми, задумал?

Мама поморщилась и приказала мне следить за языком.

– Никого не напоминает? – немного поразмыслив над тем, можно ли считать «черт возьми» ругательством, повторила я вопрос из записки.

– Портрет очень приблизительный.

Я перечитала статью. Психолог-консультант. Ирландец. Светлые волосы. Зеленые глаза. «Мини Купер»…

– Он хочет сказать, что это Мэтти? Вот дерьмо!

– Софи!

Я вскинула руки, сдаваясь:

– Да ладно, сама знаешь, что это дешевый трюк.

– Зачем Десу убеждать нас, что Мэтти – это Тень?

– Помнишь, как он вел себя в парке? Дес ненавидит Мэтти, хочет тебя у него отобрать.

– Что за глупости.

Каким бы, по мнению Мэтти, жалким червяком ни был Дес, ему удалось заронить во мне сомнение.

– Сходства, конечно, есть. Акцент, машина…

– Преступник мог изобразить ирландский говор. Любой бы сделал так на его месте. И у Мэтти другой цвет машины.

– Зато у него есть голубой свитер. Он его постоянно носит.

– Не такая уж редкость.

Я ни на секунду не поверила, что на фотороботе изображен Мэтти, но мне было необъяснимо приятно пощекотать себе нервы, представляя, что это может быть он. Дженис называет это синдромом поиска острых ощущений.

– Свидетельница могла перепутать цвет. Она сказала, что машина была темной. Как у Мэтти. И марка та же.

Мама с излишней энергичностью принялась нарезать перцы.

– В Лондоне «Мини Куперы» чрезвычайно популярны, Софи.

– Еще он представился психологом-консультантом.

– Ты действительно думаешь, что убийца выдал бы о себе правду?

Прошло двадцать лет, а люди все еще задаются этим вопросом.

Глава 36

Мама сделала вид, что не узнает на фотороботе Мэтти, но у нее наверняка тоже закрались сомнения.

Как ни парадоксально, с нее-то все и началось. Зерно недоверия разрослось в раскидистое дерево, бросающее тень на весь мой мир.

Мэтти был моим героем, почти отцом, которого я так рано лишилась. Я любила его всей душой, и в этом крылась большая проблема. От этого мой поступок оказался особенно ужасным, а вина оставила такую глубокую незаживающую рану.

– Чтобы тени рассеялись, прежде нужно зажечь свет, – учит меня Дженис.

Только спустя годы психотерапии мне удалось признаться себе в своих чувствах и заглянуть в глаза тайнам, которые я скрывала сама от себя. Мама целовала мои ссадины, кормила меня, укладывала спать. И все же больше всего на свете я любила человека, который оказался монстром, жестоким убийцей. Одна из его жертв была таким же ребенком, как я, когда мы только познакомились.

– Ты правда ничего не заподозрила, когда увидела фоторобот? – Мама заменяла мне голос совести, не давая забыть о главном.

Как я объясняла Дженис, можно было найти сходства между Мэтти и портретом в газете, однако для этого нужно было допустить, что это действительно может быть он. Допусти я эту мысль, тоже искала бы улики. Совсем как мама.

– Ты фантазировала, что на рисунке может быть Мэтти, потому что была уверена в обратном. С этим сложно разобраться. Тебя обманули. Подорвали доверие, лишили чувства безопасности. Ткнули в самые уязвимые места и заставили усомниться во всем, во что ты верила.

Во рту у меня пересохло, и я молча киваю.

С мамой было по-другому. После ареста Мэтти я поняла, что, прочитав статью, она сразу его заподозрила. Интересно, неужели где-то глубоко в душе она всегда чувствовала неладное? Иначе почему так быстро переметнулась?

Я сопоставила показания свидетелей с Мэтти, поскольку не сомневалась в его непричастности. Мама отказывалась видеть совпадения, так как сразу поверила в его виновность.

В день, когда на пороге квартиры обнаружилась газетная вырезка, Мэтти должен был ночевать у нас. Мама собиралась накрывать стол к ужину, когда раздался телефонный звонок, и, чтобы не занимать руки, она включила громкую связь.

– Дай-ка угадаю: ты задерживаешься? – спросила она у Мэтти.

– Нет, я вообще сегодня не смогу. Нужно выйти на дежурство в кризисный центр, сменщик заболел.

– Плохо. Я приготовила…

– Зачем ты так?

– Как так? Я просто…

– Больше обратиться не к кому. Вся надежда на меня, Эми.

– И чего ты так расстраиваешься? – спросила я, когда мама положила трубку. – У него не в первый раз меняются планы.

– Знаю. – Она натирала пармезан с особым усердием. – Мне просто хотелось показать ему газету.

Однако дело было не только в этом. Ей нужно было посмотреть на