Она неаккуратно положила крышку от кастрюли на упаковку с приправами. Травяная пыль засыпала столешницу.

– Проклятие!

Мама редко позволяла себе ругательства, но если ругалась, то как истинная американка.

Я кинулась за тряпкой и заметила над раковиной новый стикер. «Вера двигает горы. Сомнение их создает». Несложно догадаться, что имелось в виду.

* * *

– Из головы не выходят показания свидетелей, – сказала мама Линде несколькими днями раньше. Они говорили громко, так что слышно было в моей комнате. – Я так с ума сойду.

– Хватит, Эми.

– Легко сказать.

– Не думаешь же ты, что твой любимый – убийца?

– Конечно, нет, – ответила мама, но слова расходились с интонацией.

Я ее почти ненавидела. Почему она ему не доверяла? Зачем вечно думать о плохом?

Мэтти скоро вернется и наверняка заметит ее сомнения. Я помнила, как он отреагировал на допрос по поводу вещей в его квартире. Что он скажет на расспросы об убийствах?

Если я его потеряю, виновата будет только она.

Я читала «Убить пересмешника». Только что дошла до места, где судья Тейлор говорит, что люди видят то, что хотят увидеть.

Что делает мама? Все время видит в Мэтти плохое, потому что хочет видеть?

– Что с тобой не так? – Я ворвалась в комнату, как тропический шторм, который за год до этого унес сотню жизней в Кабо-Верде. – Зачем ты портишь лучшее, что у нас есть?

– Послушай свою дочь, Амелия, – посоветовала Линда.

* * *

В вынашивании обиды есть извращенное удовольствие. Вытирая со стола рассыпавшуюся приправу, я искоса поглядывала на маму в надежде, что она заметит мое плохое настроение и спросит, что случилось. Поэтому, когда она этого не сделала, было вдвойне обидно, как в тот раз, когда Мэтти не дал мне посмотреть «Джим все починит».

Доносящееся из приемника нудное описание новорожденного теленка прервал экстренный выпуск новостей. Мама прибавила громкость.

Можно подумать, что я все путаю, но я точно помню, как меня пробрала дрожь. Плохое предчувствие пронзило сотней иголочек. Дежавю. Хотя как я могла знать, что нам предстояло услышать?

«Полиция считает, что Тень может совершать преступления в Ирландии…»

Мама что-то прошептала.

– Что? – переспросила я, хотя в ее шепоте угадывалось «Почему?».

«У реки в Грейстоуне найден труп восьмилетней девочки из округа Уиклоу. Последний раз ее видели, когда она разговаривала с хорошо одетым мужчиной, который искал свою пропавшую собаку».

Мама побелела. Сковорода упала на пол. Красный, как кровь, соус забрызгал стены.

Глава 41

На фоне неба неровной линией вырисовывалась тюрьма Бэттлмаут. Башни, трубы, красный викторианский кирпич. Непроницаемые стены в пять метров толщиной.

Замечу, что о других тюрьмах говорили то же самое. Например, о Хантерсвилле, тюрьме строгого режима в Южном Лондоне. Считалось, что охрана там работает на высшем уровне, однако это не помешало известному серийному убийце сбежать через крышу.

Когда Мэтти провел в заключении около полугода, в тюрьме произошел бунт, на подавление которого ушло почти полтора месяца. Разъяренные зэки – им надоело сидеть взаперти в камерах по двадцать четыре часа в сутки – захватили сначала часовню, а затем и все здание. Страшная кровавая драма. Заключенные в масках избивали тюремщиков палками и огнетушителями. Не знаю всех подробностей, известно только, что, когда порядок восстановили, Мэтти пропал. Пока другие заключенные бунтовали, он на своей койке преспокойно читал роман Джеймса Паттерсона[28]. А когда бунт подавили и все вернулись по камерам, – исчез. Никто так и не выяснил, как это произошло.

В шесть утра, зайдя в столовую за кофе, его обнаружила тюремный психолог. Мэтти сидел у стены, вытянув ноги. Вероятно, провел там всю ночь. Рядом стояла миска недоеденной лапши. Закончив с Паттерсоном, он перешел к Фредерику Форсайту[29]. «Безумно интересно», – говорил Мэтти потом в интервью журналистам.

Для побега у него на руках были все карты, и главная из них – элемент неожиданности. Однако вместо того, чтобы наброситься на вошедшую женщину, он улыбнулся ей и пожелал доброго утра. Психолог была миниатюрная брюнетка с вьющимися волосами, точь-в-точь как его жертвы.

О новостях стало известно утром в понедельник. Я увидела заголовки на газетном киоске по дороге в школу. Мама осталась дома. С тех пор как Мэтти арестовали, она даже не вставала с дивана. «Хочу умереть».

МЕЛГРЕН СБЕЖАЛ

Я дрожащими руками передала продавцу мелкие монеты. Села на тротуар и развернула газету.

«В субботу вечером после почти восьми месяцев заключения Мэтти Мелгрен, осужденный на три пожизненных срока серийный убийца, выбрался из своей камеры в тюрьме Хантерсвилл в Южном Лондоне.

Мелгрен отбывает наказание за преступления, известные как «убийства Тени». После побега ему двенадцать часов удавалось избегать охраны в тюрьме строгого режима, где перед этим в течение нескольких недель бунтовали заключенные и три охранника были забиты до смерти.

Сегодня министр внутренних дел ответит на вопросы палаты общин и начнет срочное расследование побега серийного убийцы».

Особый акцент делался на том, что Мэтти не участвовал в бойне и не тронул женщину-психолога. Просто сидел с книгой и ждал, когда его найдут. Автор статьи приходил к выводу, что власти схватили не того. Позже Мэтти ссылался на этот случай в интервью для «Менс мэгэзин».

– Зачем вы это сделали? – спрашивал журналист.

– Показать, что могу, – объяснял Мэтти.

– Почему не сбежали, выбравшись из камеры?

– Потому что я невиновен. Бегут те, за кем есть вина.

«Определенно, Мэтти Мелгрен – нарцисс. Ему важно демонстрировать свое превосходство. С другой стороны, стал бы обуреваемый жаждой крови псих упускать шанс убить?» – размышляла Луиза Шо в свежем выпуске подкаста «Истории преступлений».

Я задавалась тем же вопросом. Еще один повод сомневаться. Винить себя за то, что сделала.

* * *

Приближаясь к тюрьме, замечаю километры колючей проволоки – словно шипастое чудовище оплело тюремную ограду. Тяжелые металлические ворота. Полупустая парковка.

Между лопатками стекает пот, виски покалывает.

Я надела белую рубашку, пиджак, темные джинсы и ботильоны. Безликий деловой наряд служит мне щитом, но не мешает ему проникнуть ко мне в голову, схватить за живое.

Достаю мобильный, чтобы поговорить с Дженис. Как ребенок, ищущий поддержки. Не успеваю набрать номер, как слышу голос мамы.

Я припарковалась подальше от тюремных ворот, чтобы напоследок размять ноги. Оттягиваю встречу как могу.

Когда мы только переехали в Лондон, я еле плелась в ненавистную школу. Тогда мама учила меня, что даже маленькими шагами нужно идти вперед.

Сейчас она говорит что-то похожее.

– Нужно, Софи. Иначе ничего не