Это ж как надо насинячиться, чтобы стоять тут под дверью и звать покойную маму! В том, что Олечка прекрасно знает о смерти матери, я даже не сомневалась. Уж такое ей точно сообщили. Другое дело, что она, скорее всего, не смогла приехать на похороны, вот и не понимает до конца…

Девица умолкала на пару секунд, потом начинала свою песню по второму, третьему кругу:

— Мама, открой, пожалуйста, мама…

Ну все, хватит с меня этого представления!

— Мама умерла! — самым свирепым и вызывающим тоном сказала я в спину девице. — Пока ты за границей прохлаждалась, а Володька с молодой женой жизни радовался!

Девица охнула, медленно обернулась и увидев меня, потеряла равновесие. Не совладав со своим расслабленным пьяным телом, она рухнула и проехала на заднице вниз на несколько ступенек.

Я стояла у подоконника, не шелохнувшись. Принципиально не буду помогать ей подняться. Она давно уже в моих глазах упала, и не только с лестницы.

— Сестренка, прости меня! — Олечка сидела на ступеньке и размазывала по щекам пьяные слезы. — Я так тебя обидела!

— Зачем ты сюда приперлась? — спросила я сквозь зубы, глядя на нее самым злобным взглядом, на какой только была способна.

В ответ послышались виноватые всхлипывания. От омерзения меня чуть не перекосило. И это взрослая тридцатилетняя (или сколько ей там, двадцать восемь?) женщина? Вся в соплях, сидит на грязной ступеньке в подъезде, и даже в родительский дом ее не пускают.

Хотя, если быть честной, вид она имела достаточно фешенебельный. Хорошо одета, со свежим маникюром, с прической а-ля Мирей Матье. Даже в таком нетрезвом состоянии она производила впечатление стильной ухоженной женщины. Ну еще бы — замужем за офицером!

Олечка вдруг вскинула на меня свои светло-карие пронзительные глаза с аккуратно накрашенными ресницами.

— Я жуть как виновата и перед тобой, и перед Димкой…

А то я не знаю!

— Я всю жизнь тебе завидовала, — призналась она, — у тебя и фигура была прекрасная, и характер. И Димка у тебя был. Такой парень завидный! А у меня ничего этого не было. Грудь маленькая, талии нет, ножки — как у козы рожки. А тут, — она тяжело вздохнула, — звонит Димка и просит тебе передать…

— Меня что, дома не было?

— Ты в ванне была. Я взяла трубку. А Димка и говорит: «Передай, мол, Альбине, пусть завтра приезжает, пойдем расписываться. Надо срочно оформлять документы на выезд за границу». Я тебе ничего не сказала. А родителям сказала, что срочно вызвали в колхоз. Сама потихоньку собрала свои пожитки, взяла деньги на дорогу и поехала к нему в училище. Приехала, а он…

Я решительно рубанула воздух руками:

— Не надо! Дальше можешь не рассказывать!

Хоть я и не Альбина, но сил не было выслушивать. Что эта пьяная баба хочет мне рассказать? Как она соблазнила чужого мужика? Как разбила две чужие жизни вдребезги?

Снизу послышались чьи-то шаркающие шаги. Вскоре появился дядя Петя с пятого этажа. Я вежливо поздоровалась, Олечка — тоже.

— Здравствуйте, здравствуйте, — дядя Петя ошарашенно посмотрел на меня, на Олечку, но ничего не сказал. По его мимолетному взгляду я поняла, что он прекрасно знает и нас обеих, и нашу позорную историю.

Когда его шаги затихли где-то наверху, сестра Альбины опять заговорила:

— Ты послушай, послушай, — уверяла она, — ты должна это знать. В общем, я сказала Димке, что ты выходишь за другого, поэтому не приедешь.

— О-о-ох! — чуть не задохнулась я от возмущения. — И он так сразу поверил?

— А я отдала ему кольцо, которое он тебе подарил — захватила из дома. «Вот, — говорю, — забирай, Альбина просила тебе передать».

У меня было чувство, как будто меня окатили холодной водой из ведра.

— Что значит захватила кольцо? Ты его украла!

— Ну да, — виновато понурилась она.

— А на тебе он почему женился?

— Глупый вопрос, — усмехнулась Олечка, — на него же давили с оформлением документов. А за границу неженатого никто бы не выпустил. Ну, он взял меня за руку и повел в ЗАГС. А через пару недель мы уже были в ГДР, представляешь?

— Не представляю, — зло ответила я.

— Да, ты много не представляешь, — девица вдруг задрожала: то ли холод от каменной ступеньки начал ее пронизывать, то ли хмель выходить, — слушай, хочешь выпить?

— Я не пью.

— Что, совсем не пьешь?

— Совсем.

— А я пью. И Димка выпивать начал. У нас же с ним жизни нормальной вообще не было. То есть вообще никакой. Даже не спали никогда вместе.

Я не сдержалась:

— Ага, так я и поверила!

— Дело твое, — Олечка развела руками и чуть не повалилась на ступеньку, потеряв равновесие, — можешь не верить. Только это правда. Столько лет в ГДР прожили, как сыр в масле катались. В материальном смысле. Я и оделась на всю оставшуюся жизнь, и колбасы заграничной наелась. И на экскурсии в соседние страны не раз катались — в Чехословакию, в Польшу. Потом он служил в Афганистане, а я жила в Москве, в служебной квартире. Ты хоть представляешь, что это такое — жить в Москве!

Олечка мечтательно закатила глаза, видимо, вспоминая про ГДР и Москву. Потом резко тряхнула головой и коротко резюмировала:

— А счастья не было.

— Так у вас и детей нет? — решила я уточнить.

— Нет, как видишь. Потому и пью… — она опять тихонько заплакала.

Однако, меня ей разжалобить не удастся. Да и пора уже ее выпроваживать. Скоро придут дед с Риткой. Ни к чему восьмилетней девчонке лицезреть мерзкую пьяную бабу. Еще решит, чего доброго, что это нормально для женщины.

— У тебя есть деньги на такси? — откровенно намекая, спросила я. — Ты где живешь?

— Пока на Давыдова живем, у Димкиных родителей, — подала она плечами. — Ждем, когда квартиру дадут.

Давыдова — это же не так далеко отсюда. Примерно между нашим домом и кинотеатром «Нептун».

Ой, — внезапно сообразила я. А что, если предложить им прописаться здесь, у деда? Соответственно, нам с Вадимом получить вожделенную новую квартиру? А Ритка пусть так и будет здесь прописана. Может, не вся квартира, но половина ей после смерти деда достанется.