Шрифт:
Закладка:
– Может, и были. Но их гибель тоже признали ненасильственной смертью.
Выезжая с дворовой территории дома Натальи Угольковой, последней погибшей, я оборачивалась через кресло то влево, то вправо, сдавая задним ходом.
– Подстрой зеркала, – подсказал Камиль, участливо опустив салонное зеркало заднего вида, которое я еще утром отпихнула максимально к лобовому.
– Обойдусь, – вернула я зеркало в то же положение. – В Нижнем я училась на «копейке». Там не было такой роскоши, как зеркала.
– Они есть у всех. Тем более на учебных машинах.
– Из той тачки стырил кто-то, и я привыкла без них.
– Теперь понятно, почему нам сигналят при перестроении. Ты не пользуешься зеркалами… – дошло до него спустя двенадцать часов.
– Я вижу все, что нужно.
Камиль промычал с недоверием.
– Или сам води, или так привыкай. У тебя нет прав, а у меня вместо машины самокат.
– Потому что самокату не нужны боковые зеркала.
– Ты прирожденный криминалист! – И я не шутила.
Самокат я выбрала потому, что на нем нет зеркал.
У нас не было полномочий опрашивать родственников жертв, да и мы с Камилем не самые подходящие кандидаты на роль дознавателей. Я всего лишь стажер, а он сотрудник морга. Ему бы только труп какой поскорее откопать, а мне еще придется упорядочить тысячу сделанных нами фотографий тех мест, куда ходят обычные горожане.
Куда мог бы зайти любой из них и незаметно отравиться, если эти смерти – несчастные случаи. Или же яд им ввел намеренно серийный отравитель.
В психические расстройства, пусть и неясной этимологии, не верили ни я, ни Камиль, ни все те, кто видел места трагедии и способы самоубийства.
Мы вернули «Чайку» в гнездо служебного гаража в одиннадцать ночи. Мария Викторовна приняла у меня ключи, удивляясь и разглядывая нас с прищуром, ведь мы с Камилем оба с ней поздоровались и попрощались без крика и ора: на нее или друг на друга.
– Кофе будешь? – спросила я Камиля, сворачивая к круглосуточной палатке.
– Ночью?
– На меня оно не действует. Просто вкусное.
– Потому что ты пьешь молоко с привкусом кофе. Настоящее – это сваренное в турке. Желательно на песке. Без сахара.
– Мне латте на банановом молоке с апельсиновым сиропом, – сделала я заказ. – А хорошее в кофеине есть?
– Теанин. Усиливает выработку гормона дофамина, чувства радости. Ты серьезно будешь это пить? – смотрел он на пол-литровый стакан моего жидкого блаженства.
– Ну конечно! Обожаю, – отпила я самую вкусную сливочную пенку. – Мой самокат вон там. Тогда увидимся в понедельник, – улыбнулась я, зная, что спать точно не буду, – присылай фотографии, начну составлять каталог инфраструктуры.
Люблю ночь. Ехать по улицам одно удовольствие. Машин нет. Людей нет. И нет солнца, в бликах которого прыгали мои (точнее их) отражения по витринам и стеклам. И если бы только прыгали… они уходили. Но признаться в том, что я вижу сестер, зовущих меня в глубь зеркала, я была не готова. Ни Камилю, ни Максу, ни Воеводину.
Чтобы взять на должность стажера, меня проверили на предмет учета в нарко– и психдиспансерах. Не хватало еще загреметь туда – и прощай карьера, которая пришлась мне по душе даже больше, чем составитель текстов для китайских печенюшек.
Сегодня был хороший день. Я избегала зеркал и нигде ни разу их не увидела. Сегодня они дали мне передышку, за что я была благодарна. Даже Алла в голове молчала, не ерничая насчет Камиля.
Оставив самокат под балконом, я вбежала по лестнице на свой этаж. Сунула ключ в замочную скважину и ощутила тяжелую мужскую руку у себя на плече.
Резко обернувшись с мыслями о гипотетическом маньяке, что стал реальным, я облилась остатками латте (третий раз за неделю!).
– Макс! – Кофе капал по рукам. – Забыл, что я метаю ножи?! Зачем подкрадываешься?
– Просто жду. Хотел увидеть. Привет.
– И давно ждешь?
– Пару часов.
Он выдернул платок из нагрудного кармана пиджака и аккуратно провел им по моим рукам. Кофейные пятна походили на старые, окислившиеся… оставшиеся от крови.
– Ясно, – тянула я время, понимая, что не готова к приему гостей.
Точнее, к смотринам не готова моя квартира.
Наклонив голову, Максим легонько поцеловал меня в щеку.
– Ты устала. Отдыхай. Увидимся потом.
– Нет, не уходи, – ухватилась я за край носового платка. – Дома не убрано. Точнее, там так всегда, – решила я не врать. – У меня специфический вкус в интерьере, вот.
– Уверен, у тебя нет зеркал и ложек.
– Ложки у меня из дерева. А вместо зеркала Алина. Утром забегаем к ней с Гекатой, и если что-то не так…
– Все так, – провел он рукой по моим наверняка растрепанным волосам со скособоченным пучком, держащимся теперь на одном карандаше.
Второй оставила Камилю. Пусть тренируется улыбаться, хоть бы и принудительно.
– Тогда пойдем, – открыла я дверь. – Ты только ничего не спрашивай про… декорации.
– Например, про торчащие из стен ножи? – уставился Максим на двадцать пять лезвий кунай, щелкнув по выключателю.
Свет не зажегся.
– Лампочки перегорели, – подсказал он очевидное.
Но ошибся.
– Нет. Я их выкрутила. У меня только одна настольная около компьютера и свечи. Много.
– И в ванной?
– Ага. Ректальные.
– И зеркало закрыто простыней, – постучал он по столешнице трюмо в прихожей.
– Оно вмонтировано. Невозможно отодрать.
– Отодрать? Могу помочь. Кого и как?
– Вон тапки, – отодвинула я створку шкафа-купе. – Есть хочешь? В холодильнике оливье.
На кухне Максим уставился на полку распахнутой дверцы холодильника, удивленно спрашивая:
– Ждешь кого-то? Третьего? А лучше третью.
– Ты про что?
– У тебя тут три граненых стакана с оливье.
– А! Потому что они все разные. Первый без горошка и с курицей. Второй с горошком и говядиной. А третий с колбасой, без морковки и яиц. Я пробую разные… варианты, учусь готовить. Все, что умела до переезда, – варить овсяную кашу так, чтобы половина не пригорала к кастрюле или хотя бы треть.
– Прекрасно, – прикрыл он дверцу холодильника, чтобы оказаться ближе к моему лицу, – значит, на завтрак у нас будет почти не пригоревшая овсянка?
– Ты останешься на ночь? – спросила я, стараясь задать вопрос без удивления, а только уточняя.
– Если захочешь, останусь на все ночи.
– Оставайся… если хочешь просто спать, а не переспать.
– Можно переспать и «сложно», – вытащил Максим все три граненые формы, втыкая в каждую по деревянной вилке. – Все, как ты захочешь.
– Хочу в душ.
– С ректальной свечкой справишься?
– Она для особых случаев. Вот, – щелкнув по чайнику, я поставила на стол сушки, шоколадные конфетки и банку вишневого варенья, которую прислала бабушка. –
