Почему-то в мою черную голову, набитую карточками дел о шести трупах, прокралась мысль: если я грохнусь и размозжу череп о мостовую, вскрытие будет делать Смирнов?

В графе «Причина смерти» он запишет код S02.0 или S02.1 – «перелом свода черепа» или «перелом основания черепа», которые мы с Максимом получим, ударившись переставшими соображать головами об асфальт.

Спустя мгновение и вечность, запыхавшись, мы с Максом аккуратно и нехотя выпустили друг друга из объятий, и в этот момент я заметила метнувшуюся под балконом тень. Человек, завернутый в черное, молниеносно пересек дорогу, скрываясь в закоулках между недостроенных гаражей.

Был он или нет? Показался мне, как кажутся сестры? О том и другом я промолчала.

Я постелила Максиму на раскладном диване, где спала сама. Из-за отсутствия второго спального места пришлось лечь рядом. Деловито и напоказ Максим возвел между нами границу из свернутого колбаской пледа.

– А то еще подкачу к тебе в бессознанке, думая, что мой сон стал наконец-то явью.

Нырнув ладонью под плед, он взял меня за пальцы.

Максим то и дело опускал топорщащуюся преграду, стремясь увидеть мои глаза. Его ресницы путались в красных ворсинках пушистого пледа. Аккуратно подув, я провела рукой по его волосам, убирая со лба отросшие пряди.

– Так приятно, – нежился он. – Владислава не гладила меня по волосам, пока я рос. Она не спускала с рук Аллу, но не отличалась нежностью в мой адрес. Я думал, пацанов не обнимают, чтобы неженками не выросли.

– Меня перестали обнимать в десять лет. Только бабушка делала так. Если бы не она, – перешла я на шепот, – я выросла бы последней социопаткой, которая боится любого касания.

– Тебя поэтому обнимают три майки?

– Наверное, да… потому что слишком мало обнимали люди.

– Завтра весь день на яхте я буду обнимать тебя, Кирыч. Я стану твоей майкой на три размера меньше нужного.

Я продолжала гладить его по волосам, пока Максим не уснул. Случилось это… минуты через две. Он был вымотан эмоционально больше, чем физически.

Как и я.

Перед тем как перейти к каталогизированию фотоснимков, я вернулась на балкон, чтобы убрать стаканы из-под салатов. Погасила лампу, поправила смятые коробки и перегнулась через перила, рассматривая дорогу и ближайший палисадник.

Была ли тень? Случайный ночной прохожий или… не случайный?

Я все больше убеждалась, что подвесила спасательную веревку не зря. Если это не галлюцинации (привет, отражения!), однажды она спасет меня, когда в дом ввалится маньяк.

За распахнутым в спальне окном я слышала стоны Максима.

– Идем, Геката, – забрала я хорька, откладывая работу с фотографиями на потом. – Сегодня без ночной смены.

Вернувшись в спальню, я взяла Максима за руку, и он тут же успокоился, умолк.

Геката уткнулась мордочкой в наши с ним скрещенные пальцы, пока мы с Максом были вынуждены отправиться в страну кошмаров, ведь чтобы проснуться, нам нужно было преодолеть подземный мир богини колдовства и ядов, а держась за руки, идти вдвоем сквозь ад чуть менее страшно.

Глава 7

«Майский день» сальмонелл

Утром, давая Максиму подольше поспать, я накрыла его босые ноги упавшим ночью пледом и вышла на улицу забрать в кафетерии по выигранному лотерейному билету премиум-набор с выпечкой.

Оказалось, что мне полагалась целая корзина из пятидесяти булочек. Чтобы не пропали, я решила взять их с собой на катер, куда меня днем ранее пригласил Максим.

– Ну, он у тебя и красавчик! – протянула Алина поллитра латте на банановом молоке с апельсиновым сиропом. – Такая тачка, такие плечи! А эти чуть раскосые глаза! Боже, я тащусь! Он точно твой парень? Или ты еще не решила?

– А как же твои гитаристы и футболисты, Алин?

– Мой парень считает, что крестьянин и христианин – это одно и то же. Он хочет пригласить к нам семь человек своих теть, дядь, братьев и сестер и просит меня придумать, как всех разместить в съемной хрущевке.

Я задумалась о том, что стоило мне перешагнуть порог Каземата, и семья Максима уменьшилась наполовину. Ни сестры, ни матери у него не осталось, да и Воронцовы-старшие тоже больше не живут вместе.

– Готово! – закончила Алина паковать нарядную корзину в прозрачную пленку, повязав огромный бант с принтом кафе, украшенный золотыми колосками. – Заходите с Максимом почаще! – перевалилась она на локтях через столешницу. – Та женщина, ну с собакой, которую я облила из таза… она каждый день теперь приходит. Оставляет мне на чай по тысяче и пялится в окна, как будто вас ждет! Вы же как дорама! Как страстно вы брали те мазки ватными палочками друг у друга! Это был тест на отцовство? Не говори, что ты родила! Я старше на два года – и все еще в девках!

– Не переживай. Ты точно первой замуж выйдешь.

– Я вас приглашу к себе на свадьбу!

«Не самая лучшая идея», – думала я, вспоминая, чем закончилась единственная свадьба, на которую меня пригласили.

– Конечно, – сдержанно кивнула я, сгребая в охапку корзину, полную круассанов, маффинов, трубочек со взбитым кремом, макарунов и косичек с поджаренным пеканом, – мы с радостью придем!

«Точно нет!» – пронесся мой внутренний голос из правдомерочной в лицемерочную.

В квартире Максим вовсю орудовал на кухне. Помыл вчерашнюю посуду, расставил на столе доставленные курьером сырные нарезки, ароматный хлеб, йогурты, готовые блинчики и сырники, брускетты, каши и разноцветные фрукты, названия которых я и не знала.

На подоконнике я заметила коробку, набитую разномастными пухлыми, длинными, короткими, плоскими или в форме цветов свечами. Уверена, внутри не было ни одной с ароматом ананаса.

– Кирыч! Доброе утро! – перекинул Макс через плечо кухонное полотенце. – Красивая корзинка. Твой завтрак? А я тут накидал нам разного. Не знал, что едят фигуристки по утрам.

– Я давно не фигуристка, не хоккеистка и не гимнастка, Макс, – передала я ему корзину. – Булки для пикника. Выиграла их по твоим билетикам.

– Говорил же, повезет!

Приблизившись, он поцеловал меня в щеку, но быстро отошел к плите:

– Омлет! Чуть не сгорел. Ты умеешь варить кашу, чтобы половина от нее не пригорела, а я жарить омлеты. Трубочкой. Внутри влажный и упругий снаружи. Красота!

Почему-то в голове у меня запрыгали картинки из фильма «Американский пирог».

Максим медленно обернулся, сжимая лопатку, и мы оба рассмеялись.

После завтрака, закрыв дверь в комнату, я переоделась в раздельный купальник изумрудно-зеленого оттенка. Верх и низ держались только на бретельках, без каких-либо