Шрифт:
Закладка:
У двери, замерев на секунду, дотянулась до тумбочки и бросила в рюкзак еще два ножика.
По пути на озеро Максим свернул к своему дому, чтобы забрать пляжную сумку. Он забежал в аптеку на противоположной стороне дороги, а вернувшись в машину, продемонстрировал покупку.
Пока он протягивал коробочку, я пыталась рассмотреть, что же ему понадобилось в аптеке, когда мы вот-вот проведем выходные вместе?
– Пластырь! Против курения! Жвачка плохо работает, и от вкуса фруктов в ней меня воротит.
– Вкус фруктов лучше, чем вкус попкорна.
– А попкорн какое отношение к вейпам имеет?
– Бронхит сотрудников на производстве попкорна так назвали. Там использовался вредный масляный ароматизатор, как в вейпах. Ты когда-нибудь видел легкие курильщика?
– А ты, боюсь спросить?
– Камиль показывал. Как огромная гнилая губка, напитанная чернилами с кляксами-тромбами и белыми вкраплениями. Вкрапления как отрезанные ногти с ног и опарыши. И все это торчит и растекается. И пахнет растворителем, чесноком и сладким ксилолом, от которого желудок выворачивается наизнанку со всем содержимым за три с половиной секунды.
– Как у меня сейчас… – прицепил он второй антиникотиновый пластырь на плечо и закрыл рот ладошкой. – Камиль пусть не сильно там выставляет напоказ свои… разнообразные… органы.
– Он любит розовый латекс.
– Тоже на органе? Что за тип такой? Откуда он взялся в бюро?
– Он выжил после огнестрела в висок от руки девушки, которую любил. С тех пор контужен. Иногда его тело дергается.
– Как же он трупы вскрывает, если дергается? Рубанет скальпелем вместо почки по глазу.
– За работой его не штормит. Только среди живых.
– Тоже мне Харон на Стиксе. Ладно, пусть пока гребет скальпелями-веслами, если его тело не будет дергаться в твою сторону ни одним органом в розовом латексе.
Мы ехали по утреннему городу. Максим вел машину, а я отворачивалась от правого зеркала заднего вида, чтобы случайно в него не заглянуть.
– Вчера заметила у тебя в планшете фотографии с рукописным текстом. Это они? Записи из дневников Аллы?
– Да, они. Женя Дунаев пыхтит над ними. Говорит, или каракули, или шифровка. Типа нет такого языка в природе. И лингвисты его согласны.
– Покажешь?
– Возьми в рюкзаке.
Обернувшись, я вытянула руку и достала планшетку.
– Пароль – число и месяц твоего дня рождения, – подсказал Максим, вот только для меня это была не подсказка, а задачка.
– Э… двадцать первое… нет. Двадцать второе… декабря? – пыталась я вспомнить, что за цифры отпечатаны в паспорте.
– Ноября, – покосился Максим.
– В декабре тоже есть двойки. Двенадцатый месяц. Мы никогда не отмечали мой день рождения.
Активировав планшет, я открыла альбом с сохраненными фотографиями.
– Сколько их?
– Много. Рукописные тетради сплошь вот в таком.
Сосредоточившись, я рассматривала текст. Листы были исписаны палочками, черточками или точками с разным наклоном и дистанцией, с дугами и редкими закруглениями.
– Шрифт напоминает проклюнувшиеся из семян побеги. Алла ничего не делала просто так. Она бы не стала исписывать сто тетрадок каракулями.
– А для шифра нужен…
– …ключ. Ты его ищешь в развалинах оранжереи?
– И в парнике, и в комнате Аллы, и везде в резиденции, и Каземате. Когда все закончится, сделаю музей. Мало у кого в квартирах райские птицы под потолком уборной. Не рисунки. Живые.
– Птицы не пострадали?
– Я всех вывез. У них теперь жизнь лучше нашей, Кирыч, не переживай.
– Летучие мыши, экзотические насекомые, бабочки из Амазонии, – перечисляла я, пролистывая фотографии шифровок. – Как думаешь? Что она записала здесь?
– Надеюсь, что-то очень «полезное». Главное, что дневники у меня, а не у психа этого… Коровина.
– Погоди, ты про кого? Про моего одноклассника Антона Коровина?
Прошлой осенью Антон помог мне с расшифровкой формулы Аллы. Ему удалось определить элементы растительного яда, что входит в белладонну – королеву ядов.
– Он тебе не звонил? Не писал? – спросил Максим. – Он же помешался на смерти Аллы. Сайт про нее сделал. И про тебя. Даже я засветился и Костян.
– Антон звонил… что-то спрашивал насчет интервью, но я думала, он про мою работу хочет узнать.
– Он знает, где ты работаешь. Одержимый адепт.
– А где вы нашли дневники?
– Женек их откопал. Когда начались обыски, он вспомнил, что Алла каждый день по часу проводила в подвальном помещении оранжереи. Как-то раз она приказала ему купить сотню одинаковых тетрадок и гусиные перья с чернилами.
– Гусиные перья? Птичьи, что ли?
– Кирыч, забей. В тетрадях про тебя ничего нет. Ты уже засветилась на двери!
– Я хочу туда.
– На дверь?! – резко объехал он крышку люка.
– В резиденцию. Я должна попробовать найти ключ к расшифровке. И увидеть все… сама.
Максим сбавил скорость, съезжая на техническую полосу. Он включил аварийку и взялся рукой за спинку моего кресла.
– Я такой же псих, я жил там. Алла пичкала меня паралитиками, от которых отказывали ноги. И нет. Тебе нельзя возвращаться. Мы пробуем жить дальше с тем, что осталось от нас. А если вернешься, начнешь спотыкаться о потерянные в резиденции куски.
– Куски чего?
– Нормальности, Кирыч. Которую мы оставили там.
Он взялся за руль, сжимая и разжимая обтянутые красными кожаными перчатками пальцы.
Он говорил и смотрел на дорогу прямо перед собой, потом бросил взгляд в зеркало заднего вида, словно бы рассматривая оставленное за нами прошлое.
– Я ни о чем не жалею. Я убил бы ее снова. Твоим пальцем, спустив курок, своим – плевать. И я убью любого ради тебя. Любого, Кирыч.
– Надеюсь, тебе не придется, – сказала я и добавила в мыслях: «снова».
Надеюсь, рядом со мной больше никто не умрет.
К счастью, мы припарковались не у реки Стикс, а у самой обычной заводи недалеко от Строгино.
– Вон там два катера, видишь? – выгружал Максим наши сумки и корзину для пикника.
– А людей много соберется?
– Человек двадцать пять. Компания. С которой я когда-то зависал.
– И бывшие подружки?
– Несколько, – пожал он плечами.
– Сотен?
На самом деле только сейчас осознала, на что подписалась, решившись провести день среди таких людей, каким когда-то был Максим, – самовлюбленных эгоистов, самоуверенных мажоров, не знающих тормозов и понятия здравого смысла. Плюс подружки.
– Я рядом, Кирыч. Обещал ведь, что буду обнимать тебя целый день.
Мы с Максимом обернулись на неожиданный поросячий визг у нас за спинами. Точнее, визг оказался девчаче-поросячий.
