Шрифт:
Закладка:
Неумело я кивнула в ответ, врываясь в хмурь светлячковой ночи. Насекомые с подсвеченными золотыми и изумрудными брюшками вспархивали надо мной, образуя водовороты света в фиолетовых сумерках. Разбежавшись по траве, я сделала пару гимнастических элементов. Сноровку я еще не растеряла и растяжку тоже, но потеряла карандаши, что удерживали пучок.
Когда, выпрямив колени, я встала на носки своих кед и поднялась с прогнутой спиной резко вверх, взмахивая копной длинных волос, что напитались вечерней росой, с прядей унеслась в небо мелкая морось.
Рассмеявшись, я повторила элемент дважды, пока на третий раз не ощутила, что вся вода вернулась на меня обратно.
Голова чуточку кружилась от давно забытых перегрузок.
– Дождь! – протирала я глаза, когда и черные мушки, и светляки, и дождь смешались в чернильное пятно. Резко развернувшись, не сделав и шага, я врезалась в стену. – Ай! – рикошетом швырнуло меня обратно, и чьи-то руки успели остановить вот-вот случившееся бы падение на скользком газоне.
Руки в латексе.
– Камиль? Ты чего? Вышел подышать ароматом свежескошенной травы?
– Я что, вегетарианец-каннибал? Трава не пахнет, она применяет защитный механизм, выпуская летучие соединения ГЛВ. Все равно что стадион людей орал бы, когда им ноги и руки пообрубали газонокосилкой. Вот что ты вдыхаешь.
Я скривилась, словно меня тошнит, представляя аромат скошенных ног, но Алла во мне зааплодировала аллегориям Камиля.
– Ты вообще не романтик. Как только угораздило жениться?
– Брак изобрели, когда потолок выживаемости был тридцать лет.
– А про светлячков какую гадость скажешь?
– Про жуков-лампирид? Думаешь, в них свет звезды? Вот и нет. Светится мочевая кислота внутри их кишок, подавая защитные, половые и агрессивные сигналы.
– Знаешь, – снова подняла я волосы наверх, скрепляя их резинкой с запястья, – твои сигналы агрессии я расшифровала спустя три месяца. Если ты не наслаждаешься дождем, травой и светлячками, значит пришел сюда извиниться?
– За что?
– За свой спектакль с припадком! Я не играла роль, когда бежала за дефибриллятором, я тебе поверила.
– Я лучше послушаю извинения за твой.
– За мой?
Дождь начал усиливаться. Моя одежда скоро пропитается насквозь, а ждать от сухой прозрачной юбки благоразумного поведения в мокром виде – все равно что верить в возможность нашего с Максимом пуританского поцелуя при встрече, после того как он получит подтверждение своего суперточного теста.
Мне не нужен был тест.
У меня был пазл человеческих душ, и про меня с Максимом все было ясно. Но какой газонокосилкой проехали по голове Смирнова на Ракиуре, превратив его в белый овал детальки пазла без единой выпуклости? Ведь и схватиться не за что.
– Ты переиграла меня, Журавлева.
– Если бы это был театр, – кивнула я на особняк Страховых, – но пока только театр теней.
– Или анатомический, – дернул он плечом.
– Мы больше не будем работать над делом шести самоубийц, Камиль. Ну, вдвоем не будем. Я осмотрю места, ты жди эксгумированное тело.
Камиль дернул рукой дважды, после чего снял свой безразмерный белый халат и накинул мне на плечи. Маневр оказался бесполезным, блузку пора было уже выжимать.
– Я решил, пока ты не получила смещение шейного диска от своих кульбитов, предложить… перемирие. Ты права в одном. Шесть трупов не упали с неба. И я хочу выяснить, как они умерли. Не ради кого-то. Ради себя.
– Еще бы.
– И ради тебя.
– На мне и так два дела. И, кажется, в обоих я «подозреваемая»…
– И чтобы их не стало три, мы должны остаться напарниками.
– Потому что ты так решил?
– Нет, – быстро взглянул он на грозовое небо, – они так решили. Чертовы звезды.
Мне бы до фактов докопаться, не то, что расшифровывать его аллегории.
– Так что? Перемирие? – снова предложил он и протянул мне ладонь, готовый пожать руку.
– Зачем?
– Опять «зачем»? Ты другие вопросительные слова в школе не учила? – Скривив рот, он начал перечислять: – Потому что хоть ты и умная, но твой ум – твой враг. Потому что ты совсем зеленая практикантка. Потому что… главу пять ты прочитала, а я только пролистал.
– Шесть. Я не об этом. Не зачем нам перемирие, а зачем тебе это? – смотрела я на его протянутую ко мне ладонь. – Алла травила Максима через предметы, оставляя на них нейролептический яд. А почему ты всегда ходишь в латексных перчатках?
– В них я ничего не чувствую.
Меня перекосило в попытке сдержать смех, и в голове родились пошленькие ассоциации в духе Макса.
Придерживая за край синего обруча, я потянула латекс с руки Камиля. Он успел ухватиться за вывернутые наизнанку пальцы перчатки. Я потянула сильнее. Он не отпускал. Приложив еще больше усилий, я сделала два шага.
Камиль произнес:
– Если отпущу, натянутая резина врежется в тебя. И будет больно. Очень.
Вернув все обратно, я взяла его за руку и быстро расправила его пальцы. Сморщившись, Камиль не вырвался, но его плечо дернулось. К счастью, всего лишь раз.
Кожа его оказалась невероятно горячей. Пылающей. Как только латекс не плавился и не испарял дождь?
– Вот теперь, – пожала я ему руку, как это делают при знакомстве, – мы коллеги.
– Кира…
– Нам уже было больно, Камиль. Очень. Ничего плохого больше не случится. Отпусти.
Он разжал руку, отпуская перчатку, и я надеялась – он отпускал немного и Ракиуру тоже.
– Плохого – нет. А ужасного? – спросил Камиль.
По старой привычке он все еще отводил от меня глаза, но уже осмелился исследовать не только кончик уха, но и прочие границы головы.
– А ужасное мы переживем. Снова.
Он несильно сжал мои пальцы вновь, и я поняла: мы помирились. Спасибо за это главе шесть.
В десять двадцать пять ночи я добралась до стрелкового клуба и заняла свою привычную самую дальнюю площадку для метания ножей. Оставалось пять минут до закрытия, но мне были нужны даже они.
– Кира, попробуйте безоборотную технику метания, – остановился рядом инструктор, – отойдите на пятнадцать метров. Восьми для вас уже маловато.
Лучше бы инструктор отошел от меня на пятнадцать метров, пока я была одета в одежду, выданную Камилем из шкафчика возле морга.
– С трупов? – уточнила я.
Камиль ответил на полном серьезе:
– По закону она возвращается. Моя. Запасная, если с испачканной не получается отстирать рвотные и каловые массы.
На мне и была запасная одежда Смирнова, но разило от нее как от Спиртова. Я выудила из всей горы длинную рубашку красного цвета и перетянула ее на поясе ремнем.
– У вас пятнадцать минут,