как это декларируется американским психоаналитиком. В свое время М. Монтень тонко подметил (а в наше время его суждение нашло эмпирическое подтверждение): «Любовь не терпит, чтобы руководствовались чем-либо, кроме нее, и она с большой неохотой примешивается к союзам, которые установлены <...> под другим наименованием; именно таков брак» (Монтень 1960: 86). Для философии и социологии тема соотношения любви и брака, личности и института вечна. Поэтому не должно удивлять, что она стала предметом размышления и известного теолога, оказавшегося не в самых подходящих для этого условиях — в гитлеровской тюрьме, на пороге между двумя мирами. Он, в частности, писал своим друзьям накануне их венчания: «Брак — это нечто большее, чем ваша любовь друг к другу. <...> В любви вашей вы видите себя одними на целом свете, в браке же вы -- звено в цепи поколений, которые приходят и уходят по воле Божией <...>. В любви вашей вы видите лишь небеса вашего собственного счастья, благодаря браку вы с ответственностью входите в мир и разделяете ответственность людей. Ваша любовь принадлежит вам и только вам, брак же — нечто надличное, брак — это звание, служение» (Бонхеффер 1989:127). Итак, эротическое наслаждение и служение (воспроизводство поколений), то есть приватное и публичное, хотя и не антагонисты, но тем не менее автономны относительно друг друга.

Второй стандарт — гедонистический. Возможность нелегитимных сексуальных связей в равной мере оправдывается или оценивается амбивалентно. Ведущий мотив вступления в общение — сексуальное влечение, реже — любовь. Предпочтение отдается boy/girlfriend, подчас эта роль отводится невесте/жениху. Количество потенциальных партнеров несколько больше, чем в первом типе.

Гедонизм отличается от любви акцентированием чувственного наслаждения, телесным изыском, эпикурейством. Вместе с тем с любовью у него единые корни — средневековая «утонченная любовь» («fine amour»). Но в дальнейшем их пути разошлись. Одна из старопровансальских моделей, раздвинувшая свои границы за пределы элитарного круга, претерпела существенные перемены — во многом утратила возвышенный характер: влечение потеснило выбор, тело — душу, воспев тем самым гимн фаллосу. Особенно изящно и многогранно это прослеживается во времена карнавалов от средневековой Европы до современной Латинской Америки, когда народное свободолюбие, прорываясь сквозь церковные запреты, выявляет себя в телесном пиршестве: в вине, обжорстве и страсти. По словам М. М. Бахтина, женщина в «галльской традиции» связана с материально-телесным низом, она — воплощение этого низа, одновременно и снижающего и возрождающего; иными словами, задирая юбки, женщина показывает место, куда всё уходит (преисподняя, могила) и откуда всё берется (рождающее лоно) (см.: Бахтин 1990: 264— 265). Разумеется, сводить гедонизм к торжеству плотской физиологии — такое же безумие, как поиск девственницы на бульваре Сен-Дени в Париже. Столь же противно разуму возвышение гомогенной похоти до гедонистического наслаждения. К примеру, один из знатоков мужских гомосексуальных практик, описывая совокупления героя романа Эдуарда Лимонова и откровенно смакуя детали проникновения фаллоса огромного негра в Эдичку через его анус (вызывающий у последнего физическое расслабление вплоть до оргазмического самозабвения и непроизвольного стенания), определяет сей пассаж даже не гедонизмом, а специфической «мужской любовью» (см.: Клейн 2000:61). Оставим такую любовь на совести Л. Клейна, я же здесь веду речь о другом — о сексуальности.

Третий тип — рекреационный. Сексуальные отношения до вступления в легитимный союз чаще оправдываются, реже — оцениваются амбивалентно; мотивы — в равной мере сексуальное влечение и любопытства, партнер качественно иной, чем в предыдущих двух случаях — мужчина/женщина значительно старше по возрасту (и, как правило, иного социального статуса) или женатый мужчина/замужняя женщина. Здесь особенно ценится широкий диапазон сексуальной дозволенности (и обучаемости) и отсутствие сколько-либо твердых взаимных обязательств. Попросту говоря, рекреационные отношения менее экспрессивны, чем гедонистические, они уравновешивают психику и расслабляюще воздействуют на физиологию, создавая тем самым иллюзию полной отрешенности от повседневных проблем. Остановлюсь на этом типе несколько подробнее, приведу живописную и картинную иллюстрацию из художественного текста.

В рассказе современного английского писателя Джулиана Барнса «Эксперимент» с тонким юмором рисуется различие эмоциональных миров англичан и французов{57}. Итак...

В Париж впервые попадает англичанин (дядя племянника, от лица которого идет рассказ. — С. Г.) и случайно в кафе за бокалом вина знакомится с французским сюрреалистом. Тот приглашает гостя с острова на очередное заседание кружка, посвященного обсуждению проблемы секса, где англичанин подвергается перекрестному допросу. К примеру, Бретон{58} «в своей лаконичной манере» спрашивает:

«Помимо влагалища, заднего прохода и рта, куда еще вам нравится извергать семя? Укажите в порядке предпочтения: 1) под мышку; 2) между грудями; 3) на живот».

И дядя Фреди отвечает <...>:

А если в ладошку чашечкой? (Барнс 1998: 60).

Прекрасный ход: англичанин не упускает случая даже в ситуации, когда ему перечислен, казалось бы, весь набор вариантов мест семяизвержения, привести с ходу свой — знай, мол, и мы не лыком шиты. Далее ситуация разворачивается следующим образом:

На вопрос, какую сексуальную позу он предпочитает, дядя признается, что любит лежать на спине и чтобы женщина сидела на нем.

— А, — отзывается Бенжамен Пере{59}, — так называемая «поза лентяя». Далее дядю допрашивают о склонности англичан к половым извращениям; он старательно защищает репутацию соотечественников, как вдруг выясняется, что речь идет вовсе не о гомосексуализме, а скорее об анальном сексе между мужчинами и женщинами. Дядя <...> совсем ошарашен.

— Мне такого делать не доводилось, — говорит он, — и о других тоже не слыхал.

<...> Андре Бретон. Не могу поверить, что ваша сексуальная жизнь настолько лишена воображения и сюрреализма, как вы нам ее преподносите.

Жак Превер{60}. Укажите основные различия в сношениях с англичанкой и с француженкой.

Т. Ф. (инициалы дяди. — С. Г.). Да я только вчера приехал во Францию.

Жак Превер. Вы фригидны? Ну-ну, не обижайтесь. Я ведь шучу.

Т. Ф. Давайте я вам расскажу, каким мечтаньям я по молодости предавался; может, мое сообщение вам и пригодится.

Фернан Бальдансперже{61}. Мечтанья были об ослах?

Т. Ф. Нет. Но на нашей улице жили сестры-двойняшки.

Фернан Бальдансперже. Вам хотелось вступить в половые сношения с обеими одновременно?

Раймон