Шрифт:
Закладка:
В 1750 году он уехал в Англию, чтобы изучать право в Миддл Темпл. Позже он высоко оценил юриспруденцию как «науку, которая ускоряет и оживляет понимание больше, чем все остальные виды обучения вместе взятые», но он считал, что она «не склонна, за исключением людей с очень счастливым рождением, открывать и либерализировать ум в той же пропорции».20 Примерно в 1775 году отец лишил Эдмунда пособия, сославшись на то, что тот пренебрегает изучением юриспруденции ради других занятий. По всей видимости, Эдмунд почувствовал вкус к литературе, посещал театры и дискуссионные клубы Лондона. Возникла легенда, что он влюбился в знаменитую актрису Пег Уоффингтон. В 1757 году он писал другу: «Я нарушил все правила; я пренебрег всеми приличиями»; и описывал свой «образ жизни» как «измятый различными замыслами; то в Лондоне, то в отдаленных уголках страны, то во Франции, а в скором времени, прошу Бога, в Америке». В остальном мы ничего не знаем о Берке в те экспериментальные годы, кроме того, что в 1756 году, в неопределенной последовательности, он опубликовал две замечательные книги и женился.
Одна из книг была озаглавлена «Оправдание естественного общества, или Взгляд на страдания и зло, причиняемые человечеству каждым видом искусственного общества» (A Vindication of Natural Society, or a View of the Miseries and Evils Arising to Mankind from Every Species of Artificial Society). Письмо лорду… От покойного благородного писателя. Эссе объемом около сорока пяти страниц, на первый взгляд, представляет собой решительное осуждение любого правительства, гораздо более анархическое, чем «Рассуждение о происхождении неравенства» Руссо, появившееся всего за год до этого. Берк определил «естественное общество» как «общество, основанное на естественных аппетитах и инстинктах, а не на каком-либо позитивном институте».21 «Развитие законов было вырождением».22 История — это летопись резни, вероломства и войн;23 и «политическое общество справедливо обвиняется в большей части этого разрушения».24 Все правительства следуют макиавеллистским принципам, отвергают все моральные ограничения и подают гражданам деморализующий пример жадности, обмана, грабежей и убийств.25 Демократия в Афинах и Риме не принесла лекарства от пороков правления, поскольку вскоре превратилась в диктатуру благодаря способности демагогов завоевывать восхищение легковерного большинства. Закон — это кодифицированная несправедливость; он защищает праздных богачей от эксплуатируемых бедняков,26 и добавляет новое зло — адвокатов.27 «Политическое общество сделало многих собственностью немногих».28 Посмотрите на положение шахтеров Англии и подумайте, могло ли такое несчастье существовать в естественном обществе — то есть до создания законов… Должны ли мы, тем не менее, признать государство, как и религию, которая его поддерживает, необходимым в силу природы человека? Вовсе нет.
Если мы решили подчинить наш разум и нашу свободу гражданской узурпации, нам ничего не остается делать, как спокойно подчиниться вульгарным [народным] представлениям, которые с этим связаны, и принять теологию вульгарных, так же как и их политику. Но если мы сочтем эту необходимость скорее мнимой, чем реальной, мы откажемся от их мечтаний об обществе вместе с их представлениями о религии и утвердим себя в совершенной свободе».29
В этом есть дерзкий звон и гневная искренность молодого радикала, юноши, религиозного по духу, но отвергающего устоявшуюся теологию, и чувствительного к нищете и деградации, которые он видел в Англии; таланта, осознающего себя, но еще не имеющего места и положения в потоке мира. Каждый бдительный юноша проходит через эту стадию на пути к положению, имуществу и такому испуганному консерватизму, какой мы найдем в «Размышлениях Берка о революции во Франции». Отметим, что автор «Виндикации» скрывал свои следы от посторонних глаз, вплоть до того, что прикидывался мертвым. Почти все читатели, включая Уильяма Уорбертона и графа Честерфилда, восприняли трактат как подлинную атаку на злобу дня,30 Многие приписывали его виконту Болингброку, который, скончавшись в 1751 году, был «поздним благородным писателем». Через девять лет после публикации эссе Берк выставил свою кандидатуру на выборах в парламент. Опасаясь, что его юношеская вспыльчивость может быть использована против него, он переиздал его в 1765 году с предисловием, в котором, в частности, говорилось следующее: «Цель этой небольшой работы — показать, что… те же [литературные] двигатели, которые использовались для разрушения религии, могут быть с равным успехом применены для подрыва правительства».31 Большинство биографов Берка приняли это объяснение как искреннее; мы не можем присоединиться к ним, но мы можем понять попытку политического кандидата защитить себя от народных предрассудков. У кого из нас было бы будущее, если бы его прошлое стало известно?
Не менее красноречивой, чем «Виндикация», и гораздо более тонкой была другая публикация Берка, вышедшая в 1756 году: «Философское исследование происхождения возвышенного и прекрасного», к которой во втором издании он добавил «Рассуждение о вкусе». Мы должны восхищаться смелостью двадцатисемилетнего юноши, который занялся этими неуловимыми темами за целое десятилетие до «Лаокоона» Лессинга. Возможно, он взял пример с открытия второй книги «De rerum natura» Лукреция: «Приятно, когда ветры волнуют воды в могучем море, наблюдать с суши чужие великие труды; не потому, что приятно смотреть на чьи-то несчастья, а потому, что приятно видеть, от каких зол ты сам свободен». Так и Берк писал: «Страсти, связанные с самосохранением, обращаются на боль и опасность; они просто болезненны, когда их причины непосредственно затрагивают нас; они восхитительны, когда мы имеем представление о боли и опасности, не находясь в действительности в таких обстоятельствах… Все, что возбуждает этот восторг, я называю возвышенным». Во-вторых, «возвышенными являются все произведения большого труда, затрат и великолепия… и все здания очень большого богатства и великолепия… потому что при созерцании их ум применяет представления о величии усилий, необходимых для создания таких произведений, к самим произведениям».32 Мрак, темнота, тайна