ружье и отрывисто огляделся.

— Рысь? — жестко обронил он. — Да… Мне говорили, что ты чокнутая!

— Только посмейте! — тут же взвилась Принчипесса и, очевидно, образно защищая рысь, замахнулась на Лошадника плетью. — Никому не позволю стрелять на моей земле! Я вас с вашими коровами не приглашала!!!

— Ну это же хищник!!! — стал кричать Лошадник, взывая к разуму. — Ты совсем спятила, рысь держать?!

— У меня нет слов, — тихо сказала Алессандра.

— Да какие тут слова, — хрипло отозвалась Веро.

— Да пропади они пропадом, одна Принчипесса или две, — прошептала Хорошая, — только когда в дело пойдут ружье, плетка и рысь, как бы нас всех тут не задело.

Они стояли в стороне, и пока Лошадник и Принчипесса орали друг на друга, не знали, что делать с Григорием. Он им покоя не давал. Он сначала по старой дружбе облизал ботинки у Веро, потом оторвал от дизайнерских тапочек Алессандры декоративную пуговицу, а потом стал жевать шнурки у Хорошей. А Буржуй стоял и в придачу ко всем беспорядочным мыслям в голове, ждал в страхе, что будет, когда до него очередь дойдет.

— Но рысь!!! — между тем продолжал вопить Лошадник, схватившись за голову. — Рысь!!! Как можно рыси позволить без присмотра разгуливать!

— Она убежала! — так же страстно кричала в ответ Принчипесса и даже пыталась что-то объяснять. — Мне ее принесли еле живую. Я ее целый год выхаживала. Теперь она здоровая, силищи столько — одной лапой прибить может. Я думала, она домой захочет вернуться, два раза ее в лес отвозила, просила по-хорошему остаться. А она не хочет…

Чувствуя со всех сторон непонимание, но, как видно, привычная к частым укорам, Принчипесса как могла утешила, по-своему:

— Да бросьте, не драматизируйте. Не сожрет она никого, она с утра ела. И потом, что там рысь. У меня в телеге олень лежит. И вот это проблема…

Лошадник уронил ружье. Все забыли о рыси и уставились на телегу.

— Чокнутая, — вполголоса сказала Веро. — Я всегда говорила, что она чокнутая.

— А можно посмотреть? — оживилась Хорошая и тут же примолкла под неодобрительным взглядом Принчипессы. — А что такое? — пожала она плечами. — Я люблю оленей.

Как оказалось, оленей все любили. Даже коровы подошли, чтобы рассказать потом другим коровам, что оленя видели.

— Это же не цирк вам, — возмутилась Принчипесса, но потом рукой махнула. — Да что уж теперь… Смотрите.

Олень лежал, как мумия, перевязанный бинтами, начиная от хвоста и заканчивая мордой. И только был виден один плотно закрытый глаз. Понять, что это олень, можно было по его очертаниям да по рогам. Да еще по тому, что Принчипесса клялась, что это, правда, олень.

— Это ты его так отделала? — как бы между прочим спросил Лошадник.

— Ты что несешь! — снова в негодовании закричала Принчипесса, но, потом взяла себя в руки, и дальше уже спокойно рассказывала. — Это Чивас со своей дворовой сворой поохотился. Бедный олешек… У него рана на боку и на шее. Еще две лапы перебиты. Дышит, не дышит — понять не могу. Вроде дышал, пока ехали.

Алессандру два раза просить не надо было. Она тут же бросилась к коляске, залезла в нее, и подобравшись ползком к оленю, припала ухом к его груди… Все замерли.

Алессандра ведь помнила, как сорок минут назад они оставили бледную обкуренную Принчипессу под кустом. И если по-прежнему у Алессандры оставались вопросы с количеством, то, положа руку на сердце, по качеству эта Принчипесса из-за своих горящих глаз и несгибаемой воли ей определенно была милее…

— Дышит… — радостно объявила Алессандра и погладила оленя.

Все друг друга поздравили.

Но, несмотря на радость, Лошадник не унимался, он хотел получить ответы на вопросы.

— Скажи мне, родное сердце, а как королевский недобитый трофей оказался у тебя в коляске?

— Украла! — с вызовом ответила Принчипесса.

Хорошая вздрогнула — у нее Сорока в капюшоне зашевелилась. Сорока на слово «красть» всегда шевелилась.

— Охрана не доглядела. Слишком рано рога обмывать начали. Да что там говорить! Пока они пили, я весь охотничий дом могла обчистить. Но, попрошу заметить, благородно взяла только оленя. Мне, конечно, помогли, что уж тут скрывать. В одиночку я бы его не дотащила.

«Чокнутая», — снова с невольным восхищением подумала Веро и вспомнила, как однажды в разгар субботнего вечера, когда ресторан был полон, она забежала в подсобку. Принчипесса там читала. У Веро от этого зрелища голова закружилась и дыхание сдавило. Она, не сдержавшись, вырвала у Принчипессы книгу и, срываясь на визг, закричала:

— Что?! Брэм?! «Жизнь животных»? Третий том?! Это сколько же я за тебя тарелок разнесла, пока ты читала?!

— Да! Выкрала! — храбро повторила Принчипесса. — К врачу отвезла, он его перебинтовал. Сказал, что при правильном уходе парень выживет, ему надо только отлежаться. Слушай, убери своих коров, что они на меня таращатся?

— Чокнутая, — покачал головой Лошадник. — А кто выкрасть помог? Нет, лучше не говори, знать ничего не хочу. Стащить королевский трофей, это же надо додуматься! Да я лучше в следующий раз крюк сделаю, только бы с тобой больше не встречаться.

Принчипесса последнюю фразу мимо ушей пропустила — ее за всю жизнь как только ни называли. К тому же она в уме другое держала, так что не ко времени обижаться было.

— Понимаете, — начала она издали, — я не знаю, где оленя спрятать. У себя не могу — королевские ищейки уже протрезвели и, наверное, ко мне скачут. И я, конечно, понимаю, что мы недолго знакомы, но может быть, вы мне чем-нибудь поможете? А?

И Принчипесса с такой надеждой на всех посмотрела, что Хорошая первая не сдержалась.

— Нет, я, конечно, могла бы поговорить с бабушкой, но у нас однокомнатная квартира.

— И на меня не смотрите, — пробормотала Алессандра, — у меня за всю жизнь только морская свинка жила. И та сдохла.

А Веро даже отвечать не стала. У них в семье обычно Максимильян бездомных животных домой притаскивал. Вот если бы он был здесь, то жил бы у них теперь дома олень, а так…

— Лошадник может оленя взять, — сказала Веро, и все посмотрели на Лошадника.

— Ну уж нет!!! — завопил Лошадник. — Я в эти игры не играю! Мне и без того есть кого спасать! Ух, Веро! Не ожидал от тебя! У меня и так вся жизнь борьба: Главный Министр только и ждет повода, чтобы мою скотину к себе в доход обратить. А оленя украсть — это государственное преступление. Эти охотники, они же чокнутые — они все перевернут, только бы свои рога вернуть. Даже не просите! Нет, сказал! Пойдем, Григорий. Григорий!