– Что ты, что ты, как это можно, малютка! – воскликнул он. – Значит, ты не понимаешь их хитростей. Негодяи прячутся именно для того, чтобы выманить тебя из убежища. Мы не должны делать ни шагу отсюда. Еще дня четыре, и ты увидишь, что разбойники обнаружат свое присутствие. Голод заставляет волка выходить из лесу.

Он говорил правду. Знание людей, в особенности тех, чьим сообщником он был, давали ему возможность в точности предсказывать их действия. В то же время он оказывал услугу своим хозяевам, говоря с ними этим странным языком, где была забавная смесь фамильярности и почтения, веселости и практического смысла, – пересыпая церемонное «вы» с дружеским «ты». Одним словом, он выказывал себя вполне веселым товарищем, верным другом и благодарным гостем.

XI. Новые несчастья

Гасконец слишком верно угадал тактику разбойников.

На протяжении пяти дней эти люди не обнаруживали никаких признаков своего присутствия, желая убедить осажденных в том, что они сняли осаду по примеру своих предшественников, тукано. Много раз молодой Риво, выведенный из терпения скучным бездействием, был готов поддаться на эту грубую хитрость. Но каждый раз Каванту удерживал его неизменной фразой: «Будем осторожны!»

Кончилось тем, что бандитам первым надоело выжидание. На шестой день они появились снова всей ордой, уже не скрывая своих враждебных намерений, и приветствовали обитателей «Сен-Жака» общим залпом, который не достиг цели, как и предшествующие.

На этот раз убийственный свинец, впрочем, нашел себе жертву. Одна из пуль, по странному капризу случая, ударила в медную скобу люка и, отскочив от нее рикошетом, убила наповал одного из петухов, весело бродивших на палубе.

Внезапная смерть благородной птицы, конечно, вызвала искреннее сожаление хозяев. Впрочем, у них были другие заботы поважнее, и потому все сочли вполне достаточным надгробное слово, произнесенное по этому случаю Каванту.

– Однако негодяи приносят нам пользу! – воскликнул гасконец. – Они избавляют нас от необходимости убивать собственноручно домашних птиц. Вот и этого славного петушка мы ощиплем и скушаем за их здоровье!

И в благодарность бродягам за дружескую услугу он тут же прострелил обе ноги одному метису замба.

Такое положение дел не могло, однако, долго продолжаться. Если люди на остове судна имели за собой преимущество удобной позиции, шайка разбойников имела зато в своем распоряжении лес. Они могли свободно охотиться в нем, запасаясь вдоволь съестными припасами, тем более что теперь наступил март и в эту весеннюю пору лесные трущобы изобиловали дичью всякого рода – четвероногой и пернатой. На разбитом судне, напротив, провизия истощалась в значительных размерах, а так как обе осады тянулись уже в общей сложности три недели, то можно было предвидеть тот час, когда придется произвести отчаянную вылазку, чтобы достать пищи, если осажденные не хотели дойти до самого худшего – голодной смерти.

Несчастные составили перепись боевых и съестных припасов. Первых могло хватить еще надолго, но количество вторых не позволяло оставаться на корабле более одной недели. Да и этот срок был еще под сомнением. Действительно, маленькой колонии не довелось дотянуть до конца недели.

Осаждающие еще раз первые потеряли терпение. Утром на девятый день Каванту, поднявшийся раньше всех на заре, громким голосом призвал товарищей к оружию.

Регатоэс не было видно на скалистом берегу.

Человек тридцать из них успело с помощью веревок спуститься на низменную отмель и перешеек, пользуясь ночной темнотой. И вот, вооруженные кто ружьем, кто топором, кто револьвером, держа нож в зубах, они окружили корабль, выстраиваясь в колонны, чтобы напасть всем скопищем на твердыню «Сен-Жака», защищаемую сорокалетним беглецом, подростком восемнадцати лет, девушкой годом моложе, индианкой и ее мальчиком. Таким образом, на каждого из осажденных приходилось почти по десять противников, нечто аналогичное с битвой Леонида против персов в Фермопилах.

Однако численное превосходство врага не заставило храбрецов упасть духом. Сеньор регатоэс Магалиао, выступив вперед, с высокомерной наглостью произнес на ломаном французском языке, обращаясь к Жану:

– Господин человек, отдайте твое оружие.

Сын доктора Риво, чувствуя, что в нем заговорила благородная кровь, отвечал, подобно спартанскому герою:

– Приди и возьми его!

Разбойники только и ожидали этого вызова. Он послужил им сигналом.

С криками ярости бросились они на приступ. Но Жан, предварительно приняв свои меры предосторожности, вскочил на мостик, громко отдавая краткое приказание:

– Жанна, Ильпа, Сари, к люку! Каванту, к Гочкису!

Сам он принялся поворачивать митральезу Максима, тогда как его товарищ бросился наводить пушку-револьвер.

Смертоносный, страшный, грянул двойной залп, как гром, осыпав снарядами перешеек и низменную отмель. Пятнадцать человек из числа осаждающих упали как подкошенные. Остальные кинулись бежать сломя голову, прочь, за исключением четырех, которые, уцепившись за канаты бушприта, влезли на палубу и выстрелили на удачу по защитникам разбитого судна.

Однако их дальнейшим подвигам скоро был положен конец. Выстрелом в упор Жан размозжил голову первому вступившему на борт «Сен-Жака», второго, как цыпленка, загрыз Золотая Шубка, который загладил этим совершенное им некогда бесчинство. Третий получил ловкий удар ножа от руки гасконца. Но никто не успел остановить четвертого; толкнув Ильпу и Жанну, он бросился вниз по лестнице, которая вела в каюты.

Осажденные поднялись на лесенку. Две пули из карабина, пущенные вдогонку, уложили еще двоих беглецов. Остальные находились уже вне выстрелов. Кроме того, доблестным защитникам «Сен-Жака» было не до преследования побежденных.

Их героизм не обошелся без печальных последствий. Четверо из пятерых оказались ранеными.

Револьверная пуля оцарапала Жану левую руку от локтя до плеча, и он истекал кровью. У Каванту было прострелено правое бедро. Человек, проникший во внутренность парохода, прикладом своего ружья оцарапал кожу на лбу Жанны у самых волос и сделал ссадину на шее мужественной Ильпы.

– Ах, разбойник! – вскричал Жан, вне себя от ярости. – Я захвачу его живым, чтобы расстрелять, как злодея.

И он бросился по внутренней лестнице, чтобы захватить бандита в коридоре возле трюма.

Однако надо думать, что этот человек вовсе не желал подобной встречи, потому что не стал дожидаться нападения своего молодого противника. Напрасно Жан разыскивал его по всем отделениям судна – он как в воду канул. Тогда юноша возвратился на палубу, где его сестра, несмотря на собственные страдания, перевязывала раны товарищам. Ее особенно тревожила серьезная рана Каванту, которая была очень глубока.

Наложив ему компрессы и повязки, она занялась братом; рука молодого Риво опухла и причиняла ему сильнейшую боль.

Пострадавшим было необходимо отдохнуть по крайней мере один день, потому что первым последствием значительных ран непременно является большой упадок сил. Если б разбойники воспользовались этим моментом, чтобы возобновить приступ, очень вероятно, что они преодолели бы сопротивление, оказанное