К несчастью, быстрая ходьба была невозможна; она замедлялась необходимостью идти в морской воде, оттеснявшей назад приток воды из лагун, удаляя таким образом от берега крокодилов. Тем не менее на протяжении около мили путешественники могли подвигаться вперед без особенных затруднений. Из всех животных, бывших с ними на пароходе, они взяли с собой только троих ягуаров, драгоценных помощников на случай нападения. Но молодые представители кошачьей породы, такие же враги сырости, как и обыкновенные кошки, обнаружили положительное отвращение к этой прогулке по тинистым лужам побережья. Чтобы они не отставали, Жану пришлось взять одного из них себе на спину, Ильпа понесла другого, а Каванту, помирившийся с тиграми после своей первой встречи с ними, был принужден тащить третьего, хотя и не совсем доверял его кротости.

Эта прибавка к прежней ноше не могла облегчить трудного перехода. На каждом шагу маленький отряд встречал какое-нибудь препятствие: тут скользкое возвышение, поросшее болотной травой, там впадину, глубину которой было трудно определить под наполнявшей ее водой. Отсюда падения и чувствительные ушибы, неожиданные холодные ванны, откуда беглецы выходили, стуча зубами от озноба. Нельзя было слишком близко подходить к берегу, потому что луна, облегчавшая ходьбу, освещая дорогу, могла также выдать неприятелю соседство маленького отряда. Впрочем, кайманы были тут, чтобы напоминать при случае об опасности приближаться к лагунам. Слышно было, как они плескались и терлись своими чешуйчатыми телами в стоячей воде болота, превращенного при блеске лунных лучей как бы в расплавленное серебро.

Через час утомительной ходьбы беглецы почувствовали, что почва становится выше. Лагуна кончалась. Скалистый мыс наподобие того, на котором стоял «Сен-Жак», замыкал ряд песчаных береговых отмелей и подобно дамбе охватывал бухту совершенно спокойную с виду. Пять барок дремали здесь на якоре. То было становище бандитов.

Там не оказалось ни души. Все послушались совета их товарища, бежавшего с парохода, и бросились кратчайшим путем по высокому скалистому берегу, спеша овладеть покинутым судном. Хитрость осажденных удалась вполне.

– Не станем терять ни минуты, – скомандовал Каванту. – Отплывем поскорее.

Он побежал к самой крупной барке. В одну минуту обе женщины, ребенок и три ягуара заняли на ней места. Жан с гасконцем столкнули судно в воду и подняли якорь. Обратным течением прилива барка была унесена в русло реки. Ветер дул с моря, и поднятый парус быстро раздувался. Пятеро спасенных долго молчали, благодаря Бога в глубине души за свое неожиданное избавление, глядя на удалявшийся берег моря и открывавшийся перед ними берег реки, куда неудержимо уносило их могучим напором прилива.

Вдруг Жанна, повернувшись к северу со слезами на ресницах, чтобы взглянуть в последний раз в ту сторону, где остался «Сен-Жак», так долго служивший им надежным убежищем, громко вскрикнула, произнося такую странную фразу:

– Какой удивительный свет! Неужели уже восход солнца?

– Восход! – в один голос воскликнули Жан и Каванту. – Что с тобой?! Ведь всего два часа утра!

Все оглянулись в ту сторону, куда указывала рукой молодая девушка. Красноватое зарево подымалось на небе, выделяясь яркой широкой полосой среди окружающего мрака.

– О, Боже мой! – воскликнул Жан. – Я понимаю, что это значит. Эти животные, должно быть, напились вина, оставшегося в трех бочках, и подожгли…

Он не успел договорить. Страшный грохот, хотя и ослабленный расстоянием, потряс слои воздуха, и по темному небосклону рассыпались мириады искр, напоминая гигантский сноп ракет при фейерверке.

Предположение Жана было совершенно основательно. Остов «Сен-Жака» взлетел на воздух.

XII. Индеец-герой

В тот момент, когда маленькая колония покинула разбитый пароход, разбойник, бежавший благодаря уходу своих тюремщиков, поспешил прежде всего известить о случившемся своих товарищей.

Для них это было настоящим событием, неожиданной богатой поживой. В продолжение пятнадцати дней, пока бандиты с таким упорством осаждали пострадавшее судно, они достигли только того, что потеряли человек двенадцать, причем приблизительно столько же было раненых, и лишились понапрасну части своего оружия, растратив попусту массу зарядов. Вдобавок на этом пустынном берегу Атлантического океана, между лиманом величайшей из рек на всем земном шаре и устьем Арагвари, трудно было найти себе пропитание. Если они не хотели умереть с голоду или кидать между собой жребий, кому быть съеденным товарищами, как это случилось с уцелевшими людьми экипажа «Медузы», им оставалось или броситься преследовать тукано, вытесненных ими с полуострова, или вернуться в саванну и девственный лес к юго-востоку.

Очень вероятно, что если бы Каванту и Жан знали о безвыходном положении неприятеля, они не решились бы на отчаянный шаг, пустившись наудачу в утлой барке по водам грозного Мараньона. Но они не догадывались о том. Да и как было им что-нибудь знать, если осаждаемые переговаривались с шайкой регатоэс только посредством своих карабинов? Ведь перестрелка – довольно неприятный способ вести беседу и плохо истолковывает добрые чувства обеих враждующих сторон.

Между тем бандиты находились в таком унынии, что новость, принесенная товарищем, привела их в какое-то исступление. Они так торопились овладеть разбитым судном, ожидая найти на нем несметные сокровища, что эта поспешность заставила их пренебречь самыми элементарными мерами предосторожности. Никто не согласился остаться стеречь лодки, все бросились, подстрекаемые жадностью, к «Сен-Жаку», который наконец-то стал их добычей.

Они явились туда всем скопищем, без малейшего порядка, не заботясь о какой-либо дисциплине, безо всякого уважения к иерархии. Усилия сеньора Магалиао внушить им хоть тень повиновения вызвали только насмешки со стороны этих непокорных солдат.

Кроме того, шайка понесла значительные потери. Из числа шестидесяти человек, пришедших к мысу Сен-Жак, осталось всего тридцать пять. Меткие выстрелы Каванту, Жана и Ильпы, а затем убийственный залп митральез истребили почти половину бродяг. Кто был убит наповал, кто получил смертельные раны, так что ряды их сильно поредели. Да и среди этих тридцати пяти уцелевших, которые с яростью кинулись теперь на лакомый кусок, добрая треть, изнуренная болотными лихорадками, голодом и дурной пищей, походила на выходцев с того света, ходячих мертвецов, неспособных оказать сопротивление малейшему приступу серьезной болезни.

Когда они увидели покинутое судно, они сначала остановились в нерешительности, как будто онемели от невольного чувства почтения. Может быть, их пугала мысль о засаде или на них нашел необъяснимый страх, который наводят на суеверных людей развалины.

Действительно – при ярком фосфорическом свете месяца этот опустевший и безмолвный остов был так же величав, как руины какого-нибудь аббатства или укрепленного замка, где носятся воспоминания и призраки минувших времен.

Однако это колебание длилось недолго. Жадность, корыстолюбие, усиливаемые действительной нуждой в съестных