Вместо того чтобы подвигаться вперед осмотрительно, без шума, чтобы в случае опасности вовремя заметить ее, разбойники начали прыгать со скалистых утесов перешейка в траншею с дикими, громкими криками. Многие не захватили даже с собой оружия, до того они были уверены в успехе. Многие при падении ломали ногу, вывихивали руку или сильно ушибались. Тем не менее все, очутившись на палубе судна его единственными хозяевами, предались необузданному веселью: прыгали, скакали, орали, плясали до упаду. Наиболее отчаянные набросились на кур и цыплят, тут же резали их и ощипывали, собираясь стряпать ужин. Двое из них закололи барана и обдирали с него шкуру.

Напрасно Магалиао старался их образумить, упрекая подчиненных за отсутствие всякой бережливости. Они ничего не хотели слушать. Более благоразумные спустились внутрь корабля на поиски денег. Но несгораемый денежный сундук был пуст, и разбойники со злости разразились богохульствами и проклятиями. Между ними тотчас завязалась перебранка, перешедшая в драку, а затем и кровопролитие. Навахи и мачете замелькали в воздухе, и свалка вскоре кончилась трагически: двое убитых и пятеро раненых.

Тут доведенные до пароксизма ярости бандиты принялись за дело разрушения. Они отыскали в кладовой бочки с вином и утопили в нем горечь своего разочарования. Последовала отвратительная оргия, достойная кахири – самого скверного племени индейцев. Столы, стулья, посуда были переломаны, разбиты, исковерканы. Человек двенадцать из шайки с Магалиао во главе, вспомнив о пленных краснокожих, оставленных в лесу привязанными к древесным стволам, сошли с корабля, спотыкаясь и икая, чтобы проспаться на свежем воздухе. На берегу их тотчас одолел непробудный сон под влиянием винных паров. Каждый свалился как сноп где стоял и громко захрапел. Но большинство продолжало безобразную сцену пьянства в каютах несчастного парохода, оставленных Жанной в безукоризненной чистоте и опрятности.

Бесчинства охмелевших бродяг продолжались до двух часов утра, когда один из пьяниц, дошедший до скотского состояния, предложил с глупым смехом поджечь остов «Сен-Жака». Его предложение вызвало взрывы дикого хохота и было всеми одобрено.

Некоторые, кто мог еще держаться на ногах, встали и принялись разбрасывать направо и налево зажженные лампы. Огонь сообщился сначала обивке мебели, затем лакированному дереву. Пламя начало лизать стены и, быстро распространяясь с одного конца судна до другого, охватило его багровым отблеском.

Это зарево, поднявшееся на горизонте, и было замечено Жанной с барки, уносившей беглецов.

Даже близость грозной опасности не могла вывести перепившихся бандитов из их отупения. Они не подозревали о приближении ужасного конца, который, однако, не застал их внезапно.

Пожар «Сен-Жака» начался с носовой части; ему понадобился час времени, чтобы дойти до центра судна и наконец до кормы. Только тут произошла неизбежная катастрофа, поразившая виновников бедствия, хотя они легко могли ее предвидеть и спастись.

В пороховом складе хранилось двести фунтов пороху, не считая снарядов для митральез и динамитных патронов, из числа которых Жан мог захватить с собой в дорогу на всякий случай только штук двенадцать. Последовал страшный взрыв. Исковерканный, взломанный, смятый бок корабля разверзся, подобно плавильной печи, извергая во все стороны осколки прекрасно сохранившихся машин, паровых котлов, ящиков. Ни один из забравшихся внутрь парохода не избегнул гибели. Двое пьяниц, свалившихся на скалы перешейка и заснувших здесь мертвецким сном, были раздавлены градом осколков.

Так окончил свое существование «Сен-Жак». Но и в момент гибели доблестное судно оказало услугу своим бывшим обитателям, погубив с собой их низких преследователей.

И грохот взрыва, разбудив эхо лесов, рек и моря, принес опечаленным беглецам весть об этом ужасном конце, об этом последнем акте мрачной драмы, в которой они в течение целых недель были действующими лицами.

Сидя в своей лодке, Жанна, Жан и даже Каванту невольно заплакали. Стоическая Ильпа не выронила ни слезинки, тогда как маленький Сари, тронутый горем своих друзей, присоединился к ним, хотя и не понимая хорошенько, что именно их опечалило.

Был уже белый день, когда оставшиеся в живых разбойники проснулись и опомнились от своего одурения. Увидав следы ночной катастрофы, они сначала оцепенели, а потом пришли в гнев и бешенство.

– Карамба! – заревел Магалиао. – Стоило труда завоевывать этот корабль, чтобы привести его в такое состояние!

Однако же у него не хватило ни времени, ни охоты долго предаваться неистовству. Сильное отчаяние овладело им и его подчиненными, когда они стали находить между обломками всякого рода оторванные члены, головы, страшно изуродованные трупы.

– Это проклятое место! – воскликнул суеверный негодяй. – Уедемте отсюда как можно скорее!

Он начал собирать вокруг себя остальных. Эти отчаянные люди стали внезапно покорными, пораженные ужасающим зрелищем, присмиревшие и молчаливые. Большинство было уверено, что «Сен-Жак» взлетел на воздух не от руки их пьяных, диких товарищей; они считали это делом мести неуловимых и непобедимых врагов, мнимому бегству которых имели глупость поверить. Они покинули остов судна в котором, по мнению бандитов, нарочно была заложена мина.

Уцелевшие бродяги устроили перекличку. С пятерыми пленными индейцами, которых они таскали за собой, отряд состоял теперь всего из семнадцати человек, считая и Магалиао. Следовательно, их было одиннадцать воинов и предводитель. Из этих одиннадцати четверо метисов, замбо, два беглых негра и другие беглецы с каторги. Значит, белых было только пятеро, с начальником шестеро; последний хотя и смахивал на мулата, но не позволял считать себя человеком смешанной крови.

– Идемте! – скомандовал он. – Нам остается только сесть в лодки и, обогнув мыс, войти в устье Арагвари, прежде чем равноденствие принесет нам бурю с севера.

Все побежали к лодкам.

Тут разыгралась новая сцена бессильного бешенства, последовал новый взрыв проклятий и яростной брани, когда бандиты увидели себя одураченными вконец. Сколько недобрых пожеланий было послано вслед лукавым беглецам; но самые страшные громы обрушились на голову Каванту. Против него злодеи призывали всех демонов, своих союзников. Действительно, вмешательство перебежчика было слишком очевидно. Кто, кроме проклятого француза, мог составить такой коварный замысел, с такой точностью указать неприятелю становище своих прежних сообщников?

– Ах, если он нам попадется, – ревели бандиты, – каждый из нас съест по кусочку его сердца!

Тут ненависть и жажда мщения взяли верх над всем остальным у этих людей, преданных необузданным страстям. Разбойники думали только о том, как бы им натешиться над врагами, и вместо того чтобы подняться к северу, они пустились в свою очередь по следам беглецов, которые, не довольствуясь тем, что вырвали у них из рук добычу, еще похитили вдобавок самую лучшую лодку.

С помощью весел преследователи также могли попасть в устье Мараньона и плыть против течения.

Однако Магалиао, хорошо знакомый с этим