– Он, он! Серафим, мой муж!

– Тише! – прошептал Каванту, также узнавший по голосу своих буйных товарищей.

Маленький отряд вооружился без шума и стоял наготове, с карабином у плеча. Стоны и крики затихли. Слышался только треск сухого дерева, пожираемого пламенем. При лучах месяца Жан и его друзья увидели четыре человеческие тени, шагавшие под слабо освещенными деревьями. Через минуту тени углубились в чащу.

– Четверо! – сказал Жан. – Следовало бы застрелить их без милосердия. По крайней мере, четырьмя неприятелями было бы меньше.

– Хорошо, – возразил гасконец, – а что мы стали бы делать, если бы на нас напала целая шайка?

Он говорил правду. В теперешнем положении беглецов храбрость являлась второстепенной вещью; осторожность должна была стоять на первом плане. Им следовало думать прежде всего о бегстве, а в открытую борьбу вступать лишь в случае крайности.

– Не станем забывать, что нам надо добраться до Маканы, – прибавил Каванту.

Между тем стоны в чаще возобновились, а треск огня прекратился.

– Там, несомненно, кто-то страдает, – прошептал Жан, взволнованный жалобными криками.

– Конечно, злодеи совершили какое-нибудь новое преступление, – подтвердил южанин, пальцы которого судорожно сжимали ствол карабина. – Какая досада, что мы не могли расправиться с ними по-своему!

– Серафим! Серафим! – не переставала повторять рыдающая Ильпа.

Остальным сделалось невыносимо жутко. Плачу женщины вторило эхо предсмертных воплей, раздававшихся в лесу. Было ясно, что какой-то человек боролся там, в нескольких шагах от маленького отряда, с ужасами агонии.

– Пойдемте, Каванту, последуем доброму порыву! – сказал вдруг Жан. – Благодеяние, оказанное ближнему, никогда не пропадает даром, гласит пословица. Да как бы ни было, совесть не дозволяет нам бросить несчастного на произвол судьбы, не сделав попытки помочь ему.

– Будь по-вашему! – со вздохом согласился гасконец. – Только это дело слишком рискованное, сын мой!

– Брат говорит правду, господин Каванту, – с жаром вступилась Жанна. – С нашей стороны это было бы низкой трусостью.

Слова девушки восторжествовали над последними колебаниями осторожного малого. Он первый бросился в кустарники, говоря:

– Хорошо, если так, моя милая, вперед! Я согласен на все.

Товарищи последовали за ним. Однако ягуары опередили их. Трое телохранителей Жанны кинулись в верную дорогу.

Предположения беглецов оправдались: действительно, несчастный, умиравший в темной лесной трущобе, оказался мужем Ильпы, Серафимом, замученным разбойниками.

Они вскоре достигли того места, где Магалиао со своими сообщниками тешился над беззащитным пленником. Однако злодеи чересчур поторопились. Разведенный ими костер погас; его пламя даже не коснулось окровавленного тела жертвы. Увидев страдальца, Ильпа и Сари залились слезами и бросились обнимать его в жестоком отчаянии.

– Человек этот ранен не смертельно, – сказал Каванту. – Он может выздороветь. Взгляните сами: все его раны поверхностны. Мерзавцы хотели сжечь беднягу на медленном огне! О, низкие твари!

– Не станем терять здесь времени, – заметил Жан. – Унесем его с собой. Мы займемся им на барке.

Мужчины подняли индейца и перенесли его в бессознательном состоянии на судно, где осторожно уложили, предварительно разрезав веревки, которыми он был связан. Жанна с помощью Ильпы обмыла раны Серафима; к счастью, они не сильно сочились кровью. Ножи безжалостных бандитов только надрезали мясо, но не особенно глубоко. Еще раз аптечка миссис Эллиот, которую девушка не забыла захватить с собой, пригодилась как нельзя лучше. Каванту уже поднял парус, и лодка плавно заскользила по тихим водам. Около десяти часов вечера ее ход был облегчен морским приливом, так что ей приходилось теперь бороться только с течением. Но к утру слабый ветер, лишь слегка надувавший парус, окончательно спал, а наступивший отлив снова давал о себе знать. Продвигаться вперед стало невозможно. Приходилось стать на якоре поблизости мелкого притока, в бухте, кишевшей аллигаторами. Поэтому путешественники предпочли причалить у высокого берега, окаймлявшего саванну, и пошли отыскивать тенистое местечко под деревьями не столько для себя, сколько для раненого, потому что весенний зной становился все более ощутимым.

Индеец при всех своих пороках, которые поддерживает в нем безнравственная религия дикарей, и несмотря на злоупотребление крепкими напитками, каапи и кашава, обладает до зрелого возраста крепким здоровьем и выносит какое угодно напряжение. Жизнь под открытым небом, среди приволья лесов и пустынь, пожалуй, способствует этой невероятной выносливости. Туземцы могли бы еще более развить ее в себе, если бы соблюдали правила гигиены.

Серафим не уступал любому из своих соплеменников в здоровом телосложении и физической силе. Он доказал это в настоящем случае, несмотря на ужасные раны, нанесенные ему свирепыми мучителями. К тому же время года было одно из самых неблагоприятных, когда обновление земли содействует развитию всех смертоносных зародышей. Ничто не помешало ему, однако, преодолеть приступы болезни и начать быстро поправляться, так что через несколько дней можно было рассчитывать на его полное выздоровление. Но надо сознаться, что и умелый уход значительно ускорил восстановление сил больного.

В тот день отчаянное положение, в какое привели бедного Серафима бесчеловечные палачи, принудило его избавителей пробыть дольше в окрестностях бухты, чем они рассчитывали. Жара так усилилась, что пришлось отложить отплытие до вечера, то есть до того момента, когда будет можно избавиться от жгучего действия солнечных лучей в открытой местности, где деревья стали встречаться реже.

Действительно, берег великой реки окаймлял уже не лес. Саванна раскидывала с обеих сторон свои равнины или холмистые пространства, покрытые травой. Если лес представляет бесчисленные опасности, то в саванне они в известной мере еще страшнее. В лесу дерево, действительно, служит хотя бы незначительной обороной. Не многие породы среди пресмыкающихся способны влезать на древесные стволы, обвиваясь вокруг них; кроме того, человек, спрятавшись в густых ветвях, может тем удобнее убить животное, которое вздумало бы преследовать его там. Он укрывается на дереве, между прочим, от некоторых диких животных, которых легко победить в одиночку, но с которыми опасно бороться, когда они собираются в стаи. Таковы, например, пекари – мелкие свинки с жесткой щетиной, существа, в сущности, беззащитные, но которые, соединяясь вместе, обращают в бегство самых крупных четвероногих, испуганных внезапностью и упорством их нападения.

В саванне все эти опасности становятся тем более грозными, что человек, затерянный в океане кустарников и трав, которые сами по себе царапают его своими режущими листьями или ядовитыми колючками, не видит, куда он идет, и может нечаянно броситься в гнездо змей, в муравейник красных термитов, в нору бобра или в главное обиталище стада пекари. И если он не встретит в эту минуту нежданного убежища на довольно высоком дереве, то неминуемо погибнет. Случаи подобного рода, к сожалению, нередки в южноамериканских пустынях.

Бегство обитателей «Сен-Жака», замедленное изнурением несчастного Серафима, встречало еще множество препятствий, являвшихся