поставило всех в тупик, заставляя отказаться от проекта уйти с парохода. Действительно, этот вопрос следовало решить прежде всего. Пуститься на такой риск значило бы, по примеру древних искателей приключений, сжечь свои корабли. Кроме того, было бы смешно попасть по собственной беспечности в ловушку, которой неприятель даже не думал им расставлять.

Жан примолк. Весь его недавний пыл погас, и даже Каванту, при всей своей предприимчивости, как будто упал духом. Только тишина и спокойствие ночи могли возвратить им необходимую трезвость ума и присутствие духа, чтобы хорошенько обдумать свое положение.

Жан на этот раз раньше обыкновенного занял свой сторожевой пост. Он сел на дверцу люка, который нарочно закрыл, чтобы одновременно наблюдать как за тем, что происходит вокруг, так и за тем, что делается внутри судна.

Спустя каких-нибудь двадцать минут неясный звук, донесшийся из глубины корабельного корпуса, заставил его чутко насторожиться. В узком проходе раздавались шаги. Юноша ясно различал их в безмолвии ночи, как и то, что ходивший человек старался ступать неслышно, крадучись. Первой мыслью Жана было, что его сестра, или Сари, а пожалуй, и Каванту спустились зачем-нибудь в каюты, чтобы сейчас же вернуться наверх.

Однако, окинув взглядом палубу, он убедился, что гасконец лежал под своими одеялами; возле него спала индианка рядом с мальчиком, а немного дальше и Жанна в своем костюме из грубого серого бархата, сшитом ею самой на досуге и придававшем девушке особенную прелесть. Следовательно, никто из этих четверых не мог производить подозрительного шума.

Только тут молодой Риво вспомнил об уцелевшем разбойнике, который, оставшись незамеченным и ранив обеих женщин, успел скрыться внутри корабельного корпуса.

Юноша лег на палубу, приникнув ухом к скважине в крышке люка. Шаги раздались снова и очень явственно. Очевидно, человек, запертый во внутренности судна, осторожно производил там осмотр. Пленник не смел попытаться убежать, предвидя неминуемую гибель. Четыре долгих дня и столько же ночей скрывал он свое присутствие со стойкостью и терпением, достойными краснокожего или караиба, заставляя обитателей «Сен-Жака» предполагать, что ему давно удалось уйти и присоединиться к своим.

Сначала Жан хотел быстро откинуть дверцу люка, сбежать вниз и убить непрошеного гостя, не дав ему опомниться. Разве не было величайшей неосторожностью оставлять так близко возле себя, в самых недрах судна, врага, который мог прямо из мести поджечь пороховой склад, чтобы погубить вместе с собой своих тюремщиков?

Однако в ту минуту, когда молодой человек уже собирался поднять трап, что-то остановило его. Ему пришла в голову другая, гораздо более практичная мысль, которую он и поспешил привести в исполнение.

Риво потихоньку разбудил Каванту, рассказал товарищу в коротких словах о своем открытии и сообщил ему свою идею. Этот человек, этот пленник на борту парохода должен был послужить им для осуществления их плана бегства.

Немного спустя Жан и гасконец, с фонарем в одной руке, с револьвером в другой, открыли люк и, нисколько не стесняясь, разговаривая между собой вполголоса, как люди, которые не боятся, что их подслушают, стали спускаться с лестницы, нарочно замедляя шаги, чтобы дать время разбойнику спрятаться в какой-нибудь закоулок, откуда он мог бы все слышать.

Затем совершенно спокойно, точно купцы, обсуждающие и взвешивающие все шансы успеха какого-нибудь предприятия, товарищи заговорили о предстоящем бегстве, о намерении покинуть на время судно, но, конечно, назначая маршрут, совершенно противоположный тому, который был ими выбран на самом деле. Каванту настаивал на этом пункте.

– Видишь ли, мой мальчик, – говорил он, – самое важное для нас – это достичь Арагвари. Мы, вероятно, найдем там баржу или пироги дикарей, чтобы доехать до Мапы, в стране, примыкающей к Северному мысу. Впрочем, это единственный открытый нам путь. С другой стороны, мошенники отрезали бы нам дорогу, если бы мы и ухитрились пробраться через болото, где лагуны кишат кайманами, что совершенно немыслимо.

– А надо будет поджечь наш корабль?

– Ну, вот выдумал! – воскликнул уроженец Кадильяка. – Эта старая развалина еще пригодится нам и послужит верным убежищем на тот случай, если что-нибудь заставит нас вернуться назад. Уж лучше ночевать здесь, чем под открытым небом.

Все эти рассуждения, само собой разумеется, достигали до ушей бандита. Он не пропускал из них ничего, ловя на лету каждое сказанное слово. Западня была поставлена ловко, и мошенник должен был неминуемо попасть в нее.

Между тем, беседуя с товарищем, Жан не терял понапрасну времени. Он собирал лишние карабины, патроны и снаряды, которые нельзя было захватить с собой, и складывал их в кучу, чтобы сделать негодными к употреблению, предвидя, что осаждающие овладеют покинутым судном. В то же время Каванту наливал бутылки ромом, наполнял свои карманы сахаром и кофе, запасаясь на дорогу всем необходимым; он захватил даже кое-какую посуду: миску, кастрюлю и спиртовую лампочку. Затем, довольный своим искусством, с которым он упаковал все эти предметы, гасконец, потехи ради, приготовил большое количество пуншу, чтобы осушить, по старинному обычаю, «прощальную чашу», расставаясь с «Сен-Жаком».

Только тут разбудили Жанну, Ильпу и Сари. Они вооружились на скорую руку и под предводительством Каванту спустились поочередно с корабля по длинной веревочной лестнице, висевшей на боку штирборта, что давало возможность беглецам как можно дольше скрываться в тени, отбрасываемой корпусом парохода, со стороны, противоположной выступу скалистого берега.

Но чтобы окончательно убедиться в успехе своей стратегии, Жак повис под выгибом ахтерштевня, во впадине одного из клюзов, откуда мог видеть палубу и наблюдать за действиями пленника.

Как только маленькая компания спустилась на песок низменного берега, она прямо направилась к морю. То был час прилива. Море поднималось уже в течение сорока минут. Жану пришлось немного подождать, пока бандит выглянет из своего убежища.

Но вот шаги внутри судна убедили его, что этот человек решился, наконец, воспользоваться своей свободой. Дверца люка была нарочно поднята. Оттуда высунулась голова разбойника, бросавшего вокруг боязливые взгляды. Потом из люка показался его корпус, и наконец на палубе выросла вся его фигура.

Он не стал долго раздумывать. Уверенный, что на корабле нет ни души, бродяга поспешил известить о том своих товарищей.

Жан видел, как он перешагнул через борт и спустился по наружной лесенке на скалистый перешеек. Тогда сам Риво соскользнул по кабелю, привязанному к боку судна, и побежал к своим, которые успели дойти до края берега, куда уже набегали первые струи прилива.

– Мы все поставили на карту, – сказал он с оттенком грусти. – Нам надо во что бы то ни стало достичь своей цели.

И маленький отряд, живо изменив направление, повернул к югу, чтобы скорее дойти до стоянки