надоедливыми, чем стеснительными соседями. Конечно, со временем они, пожалуй, стали бы несноснее. Теперь их точно вымело. Но дай Бог, чтоб им на смену не явились неприятели похуже.

При этих словах Жанна указала брату на Ильпу, которая дрожала и волновалась еще сильнее прежнего. У бедной женщины даже стучали зубы.

– Что с тобой? Успокойся, – сказал ей Жан. – Ты видишь, тукано удалились.

Вместо ответа индианка с плачем обняла его колени и указала отчаянным жестом на лес со стороны Мараньона.

X. Блокада снята

Ужас Ильпы вскоре объяснился, когда около полудня с южной стороны из лесу высыпала большая шайка метисов, индейцев, негров и белых около шестидесяти человек, которым предшествовала стая собак от восьмидесяти до ста штук.

Трудно было представить себе что-нибудь более жалкое и вместе с тем более отталкивающее, как вид, одежда и ухватки этих людей – подонков всех народов, всех рас и всякого происхождения. В лохмотьях, с головами, повязанными когда-то белыми фулярами или прикрытыми широкополыми соломенными шляпами, они были вооружены ружьями, револьверами, ножами или громадными саблями, заткнутыми за яркие красные кушаки, некоторые в мягких мокасинах, но большинство обутые в простые кожаные эспадрильи, привязанные к ногам ремешками или веревочками; то был самый разношерстный и в то же время отталкивающий сброд современных искателей приключений, которые систематически занимаются грабежом, представляя настоящий бич для испанских и португальских республик в Южной Америке. Конечно, не в виде таких жалких головорезов любим мы представлять себе первых героев-завоевателей: храбрых Кортесов, Писарро, Альмагро и Кабралей. Однако надо полагать, эти исторические личности мало чем отличались от них. И то, что история сообщает о подвигах этих воителей в Новом Свете, рисует нам их не иначе как жестокосердыми разбойниками, лишь безумно храбрыми и удачливыми.

Но оборванцы, готовые напасть на обитателей «Сен-Жака», менее всего походили на победителей или апостолов наивно-жестокой цивилизации. Нет, ими руководил один инстинкт жадности, и они преследовали только свои интересы. Большинство из них были теми ужасными промышленниками по бразильским рекам, название которых «регатоэс» тесно связано для честных купцов из Пары или Рио-де-Жанейро с мыслью о кровавых экспедициях, насилиях, убийствах, грабежах и пожарах.

В этой шайке находились люди всевозможного происхождения. Метисы были по большей части замба – замечательно красивые молодцы, происшедшие от смешения трех рас: белой, краснокожей и черной, – дезертиры бразильской армии, не могущие подчиниться даже той чисто показной дисциплине, которой требуют от этих солдат, вечно готовых к революциям и военным бунтам. Другие же сохранили в своей крови и в своей душе след их происхождения. Сыновья регатоэс, они унаследовали традиции предков – бесшабашно-веселых и зверских. Остальные, наконец, были не кто иные, как преступники, бежавшие из всевозможных каторжных тюрем на морском берегу, или беглые негры, зараженные непримиримой ненавистью к фазендейросам – землевладельцам-скотоводам в саванне. В их числе находился один француз, один ссыльный из Марони, вырвавшийся на свободу и из Куру бежавший в Кунани, из Кунани в Мапу, из Мапы в пустыни по берегам Амазонки.

Эта разбойничья армия жила в полной распущенности, скорее как могла, чем как хотела, не имея выбора в средствах, чтобы обеспечить свое существование, и, кроме того, не отличаясь особенной разборчивостью.

Бродяги приросли к месту от изумления, смешанного с радостью, когда увидели разбитый корабль, обещавший богатую добычу.

Их неожиданное нашествие заставило побледнеть Жанну, которая не могла скрыть от брата своей тревоги.

– Я думаю, что Ильпа была права, – сказала она. – Недаром бедная женщина пришла в такой ужас. При всей своей надоедливости тукано были гораздо лучше этих людей.

– Конечно, – отвечал Жан несколько нерешительным тоном, – но все-таки нам нечего слишком пугаться. Во всяком случае, у этих пришельцев нет повода напасть на нас ни с того ни с сего, вдобавок мы можем по крайней мере вступить с ними в переговоры.

В продолжение нескольких минут обитатели «Сен-Жака» и шайка бандитов посматривали друг на друга скорее с любопытством, чем с угрозой.

Затем один из разбойников, как будто их предводитель, высокий, худой, в небрежной одежде, сделал несколько шагов по гребню скалистого берега и обратился к молодому Риво с чем-то вроде вступительной речи на португальском языке.

Стоя на лесенке, Жан отвечал выразительными жестами, что он не понимает ни слова.

Разбойники стали переговариваться между собой, прерывая свои слова взрывами хохота, что придало Жану смелости.

– Товарищи! – воскликнул он. – Мы гораздо лучше поняли бы друг друга, если бы кто-нибудь из вас заговорил по-французски!

Сверх всякого ожидания эта фраза была почти понята. По рядам шайки пронесся говор.

– Так! Так! – раздалось одновременно со всех сторон. Группы бродяг расступились, чтобы пропустить человека маленького роста, хорошо сложенного, с бородой на американский манер. Этот мужчина занял место предводителя на краю обрывистого берега.

– Вы хорошо понимаете по-французски? – спросил Жан Риво.

– Да, я сам француз, – отвечал тот с сильным гасконским акцентом, что служило еще лучшим подтверждением его слов.

После того они разговорились без стеснения и даже откровенно.

Жан ничего не скрыл от своего соотечественника. Он рассказал ему, как был выброшен бурей со своей сестрой на пустынный берег, где они перебивались с трудом несколько дней, пока не нашли остова парохода; как прожили они тут пять месяцев и приютили у себя индианку с сыном. Юноша прибавил, что съестные припасы у них истощались и даже подходили к концу, и это обстоятельство принуждало их покинуть разбитое судно. Они были не прочь пуститься в дорогу вместе с добрыми людьми, которые могли бы проводить их до какого-нибудь безопасного места – города или порта, откуда им было бы легко переправиться во Францию.

Переводчик передал эти слова начальнику шайки и, потолковав с ним четверть часа, вернулся к утесу.

Разговор возобновился теперь в форме вопросов и ответов. Бандит спросил:

– Остались ли у вас боевые припасы на судне?

– Да, три бочонка пороху, большой запас патронов и снарядов, восемь карабинов с репетицией, митральеза, пушка и несколько револьверов.

– Хорошо. Ну а есть у вас деньги?

– Нет; разве самая малость. Капитан взял с собой судовую кассу на вельбот, который пошел ко дну у самых берегов.

– Вот как! А провизия? Вы меня уверяли, что она у вас вышла вся.

– Ну нет, – возразил Жан. – У нас есть баран, два петуха, три курицы, одиннадцать штук цыплят, бермудский картофель и корни тапиоки, полбочки рому и две бочки вина, так что нам можно просуществовать целый месяц без особенных лишений.

Последовал новый перерыв, так как француз был принужден передавать содержание их разговора своему начальнику. Он вернулся опять, предлагая следующие условия:

– Вот что