бы отомстить… да только мстить было некому. Юлия была точно такой же жертвой, как и любой, кому эту дрянь предлагали. Внутреннее чувство справедливости не дало Стрельцову накинуться на неё. И, не способный добиться справедливости для сына, Стрельцов начал проецировать ненависть к самому себе на всех, кто, по его мнению, этого заслуживал.

— Я не знала, — тихо сказала Марина, и это были её первые слова с тех пор, как мы закончили разговор с Юлией.

— Я тоже.

— И? Что будешь делать?

— Это ничего не меняет. Я собираюсь вытащить Яну из его рук. Теперь ещё больше уверен, что это нужно сделать. И чем больнее, тем лучше

А ещё мне вспомнилась история жены Громова, что только сильнее доказывало, что я стою на правильном пути. Пусть и болезненном.

— Если всё так и продолжится, то рано или поздно коса на камень наскочит и кого-нибудь убьет. Возможно, даже и его самого.

— Ещё скажи, что начал о нём беспокоиться, — неожиданно буркнула Марина, на что я покачал головой.

— Не. Не начал. Но теперь я лучше его понимаю.

— Знать бы ещё, почему он так взъелся на Яну, — вздохнула Марина. — Если та информация, что тебе дали верна, то, выходит, она просто попалась ему под горячую руку.

— И таких вот «просто попавшихся» будет со временем становится всё больше и больше, — с уверенностью сказал я ей.

— Угу. Знаешь, я… — Она прервалась, когда зазвонил её телефон. — Странно.

— Что там?

— Это из ЦПЗ звонят, — удивлённо сказала она, глянув на номер. — Подожди, я отвечу. Да?

Мне даже не требовалось слушать её разговор, чтобы понять, что случилось что-то не то. Хватило одной только её эмоциональной реакции.

— Что? Когда? Поняла. Нет. Нет, мы сейчас приедем.

— Что там?

— Стрельцов запрашивает новую встречу с Яной.

Тут даже я удивился.

— На кой-она ему?

— Без понятия, — честно призналась она. — Но что будем делать?

Как будто этот вопрос в действительности стоял. Если прокурор хотел встретиться с обвиняемой, то у него имелось такое право. Ладно, в этот раз хотя бы он точно через нашу голову не прыгнет.

— Я бы порекомендовал Яне отказаться, но… — пожал плечами. — Думаю, следует его выслушать. Поехали.

Я наклонился вперед и похлопал водителя по плечу.

— Эй, уважаемый, похоже, что маршрут меняется…

* * *

Всё то же мрачное и монолитоподобное здание ЦПЗ. Те же суровые коридоры и молчаливые охранники. Всё как и раньше. Ну за исключением того факта, то в этот раз мы хотя бы не сходили с ума от спешки, а приехали довольно спокойно. О встрече нас предупредили заранее, и мы, связавшись с Яной, объяснили ей ситуацию. Она сказала, что хочет хотя бы выслушать его.

— Вы не торопились, — с брезгливой ворчливостью заметил Стрельцов, глядя на нас и убирая в правый карман пиджака блеснувшие золотом карманные часы.

— Мы и не опоздали, — пожал я плечами. — Чего вы хотите?

— Поговорить с обвиняемой.

— Предмет разговора? — тут же бросила ему вопрос Марина.

— Я хочу предложить ей сделку…

— Знаем мы ваши сделки.

— Как и то, что обвиняемая имеет право выслушать меня и принимать решение самостоятельно, — холодно произнёс прокурор. — Мы и дальше будем развлекать друг друга софистикой и тратить своё время или всё-таки займёмся делом? В отличие от вас, у меня полным-полно дел и людей, которых надо закрыть.

— Какие удивительно подходящие друг другу слова вы подобрали, — не удержался я от сарказма, чем заработал лёгкого презрения взгляд.

— Шутки закончились?

— Хорошо. Но исключительно в нашем присутствии.

— Всенепременно, — кивнул Стрельцов и даже слегка улыбнулся.

А вот я занервничал. Что-то в его эмоциях было не так. Вот очень-очень сильно не так. Не было той раздражительности, какую я ощущал в нём раньше. Тихой, но ощутимой и сдерживаемой злобы. Вместо них пришло спокойное удовлетворение. И мне это не нравилось.

Но тут я поделать ничего не мог.

— Ладно, пойдёмте.

Яна ждала нас в помещении для встреч. Поразительно, как обстановка и такая простая вещь, как красивая и удобная одежда меняют человека. Снова переодетая в белую робу заключенной, девушка сидела на металлическом стуле в наручниках в ожидании нас. Пусть на лице больше не было той жуткой затравленности, но я всё равно не мог сказать, что она выглядела как радостный одуванчик. Скорее уж наоборот.

Блин, а ведь если бы она в таком виде пришла в суд, то я бы не удивился, если бы присяжные вынесли обвинительный приговор ещё в первый день.

Впрочем, увидев нас, она обрадовалась.

— Итак, — произнес Стрельцов, садясь на стул напротив девушки. — Я хочу сделать вам предложение.

— Я помню ваше прошло предложение, — не стала скрывать чувства Яна.

— Тогда вы должны помнить и то, насколько щедр я был, — без каких-либо особых эмоций отреагировал он на её слова. — Но думаю, что в этот раз моё предложение покажется вам более заманчивым.

Он достал папку из своего портфеля и выложил на стол несколько листов.

— Пять лет за полное признание вины перед следствием. Это моё последнее предложение. В противном случае я буду настаивать, чтобы вы получили полный срок, запрошенный обвинением, то есть мной. Двадцать лет общего режима.

— Я…

— Я не закончил, — перебил Новикову прокурор, убирая пустую папку обратно в портфель и вставая. — Это предложение действительно до завтрашнего заседания. Можете подумать сейчас, а завтра скажете мне о своём решении. Если вы откажетесь, то больше такого предложения не будет. Подумайте, юная девушка. Что для вас лучше? Потратить всего пять лет своей молодой жизни на то, чтобы признать совершенные ошибки, или же потерять в четыре раза больше из-за упёртости и непрофессионализма ваших защитников? Всего вам хорошего.

А затем он развернулся и просто вышел из помещения раньше, чем мы успели хоть что-то бросить ему вслед.

— Да он издевается? — возмущённо прошипела Марина.

— Я… я не хочу принимать его предложение, — сказал нам Яна, на что Скворцова замотала головой.

— И не нужно. Пять лет — это просто подачка с его стороны. Он чувствует, что проигрывает, вот и хочет решить всё по-быстрому в свою пользу. Ведь так, Саша? Саша?