Она направилась в сад и Бланш пошла за ней.

Солнце село, но дневной свет еще не погас. Под деревьями тихонько клохтали куры; одна даже уже взлетела на нижнюю ветку, как на насест, громко хлопая крыльями, но глаз не закрывала, как бы зная, что, пока не усядутся все на свои места, заснуть все равно, невозможно.

— На зиму мы их берем в дом, но летом они предпочитают деревья, — пояснила тетя Мэй. — Лисиц здесь, до сих пор не было, но я замечаю, что разные дикие зверюшки начинают появляться.

Бланш кивнула головой, думая о том, как многому еще ей придется учиться.

— Бедняжки! — продолжала тетя Мэй. — Им приходится теперь самим о себе промышлять. У нас и для себя нет ни муки, ни зерна. Но за милю отсюда одна фермерша засеяла несколько акров овсом и пшеницей; когда придет пора жатвы, мы поможем ей с уборкой и за это получим свою долю. Тогда мы будем богаты, — усмехнулась она.

— Вы знаете, я выросла в городе, — сказала Бланш. — В деревенском хозяйстве мы с Милли ничего не смыслим.

— Ничего. Скоро научитесь. Придется научиться.

— Я думаю.

В конце фруктового сада стоял старый вяз и вокруг него скамья; тетя Мэй опустилась на нее со вздохом облегчения.

— Хорошо день за днем самой зарабатывать хлеб свой. Хорошо жить близко к земле и к вечеру чувствовать себя усталой физически. Очаровательно вернуться в первобытное состояние и заняться земледелием, и мне это очень нравится. Но у меня есть пороки цивилизации, Бланш. В одной лавке в Харроу я стащила коробку папирос; каждый вечер в хорошую погоду я прихожу сюда после ужина выкурить папироску — больше трех я себе не позволяю, а в худую я выкуриваю их в своей комнате и — и мечтаю. Но сегодня надо потолковать с вами, так как вы нуждаетесь в помощи.

Она вытащила из кармана портсигар и спички, закурила папироску, с явным наслаждением втянула в себя дым и заметила: — Мужчины были не так глупы, душа моя; у них всегда в пиджаках были карманы.

— Да? — сказала Бланш. Она была несколько смущена и недоумевала.

— Вы курите? Я могу уделить вам одну папироску, хотя предвижу время, когда они у меня все выйдут. Впрочем, до этого еще далеко.

— Благодарю вас. Я не курю, — с невольной чопорностью в голосе сказала Бланш.

— Напрасно. Многое теряете. Впрочем, теперь-то это лучше для вас, т. к. табак не очень-то легко достать.

Бланш сдвинула брови. — Неужели же вы думаете, что так и будет продолжаться?

— Я не знаю, разумеется, что будет дальше, и не берусь угадывать. Но, пока, нам бедным женщинам, впору как-нибудь прокормиться до новой перемены. Об этом-то я и хотела, потолковать с вами. Вы, собственно, куда идете? И что собираетесь делать?

— Не знаю. Я все думаю.

— Это хорошо. Думать вы научитесь. А вот насчет сестры вашей — не знаю.

— Я думаю, нам надо наняться куда-нибудь на ферму.

— Это единственный способ прокормиться.

— Да, но где?

— Я сама об этом думаю. Кой-какие вести к нам сюда доходят. Одна наша девушка работает на поле у м-сс Иордан и сталкивается там с девушками и женщинами, которые приходят из Пиннера, а в Пиннер доходят вести из Норзвуда, а в Норзвуд еще из разных других мест, так что все мы до известной степени осведомлены друг о друге. Но, ведь, мы — так сказать, ближайшие, из внутреннего района. И дом наш стоит в стороне. Большинство женщин, шедших из Лондона, благодаря Бога, миновали нас, не заглянув к нам. А вот бедной м-сс Грант, благодаря тому, что дом ее стоит на проезжей дороге, приходилось с оружием в руках обороняться от них.

— Мисс Грант — это та ужасная женщина с дубинкой?

— Она совсем не ужасная. Она очень хороший человек. Немножко грубовата и ненавистница мужчин, но с прекрасной душой, благородная, не эгоистка — хоть и хвалится, что она трех убила. Кстати, говорила она вам об этом?

Бланш кивнула головой.

— Ну, еще бы! И я верю, что это правда! Но она считает долгом защищать своих близких. Иначе, говорит она, все равно, все мы перемерли бы с голоду. Я не уверена, что это очень нравственно, но я знаю, что бедная Салли Грант не мыслит зла. Впрочем, я отклонилась от темы — это со мной бывает. Я собственно о том говорю, что этот внутренний район густо населен, а пищи здесь очень немного; но, если вы пройдете дальше, за Пиннер, в Чильтерс, или в Амерсгам, или еще лучше, свернете в сторону от большой дороги, ну, например, к Вайкомбу — я уверена, что вы и сестра ваша пристроитесь где-нибудь. Вот относительно матушки вашей не знаю, будут ли ее где-нибудь кормить даром. Женщины бывают разные, но после этой чумы они стали не очень-то доброжелательны друг к другу и меньше всего те, у которых есть земля — жены и дочери фермеров. Впрочем, случается, что их и прогоняют с собственной земли. Такие случаи бывали. Только горожанкам-победительницам, если у них есть смысл в голове — все-таки приходится оставлять у себя тех, кто знает, как сажать и сеять.

Под вязом было почти темно. Порой, гудя; пролетал мимо жук; над садом быстро и бесшумно носились летучие мыши; проплыла, совсем близко, сова.

— Как это все зверье теперь осмелело! — заметила тетя Мэй. — До этого года я никогда здесь не видала сов.

— Я бы боялась здесь сидеть, если б вас не было.

— Пока еще бояться нечего.

— Пока?

— Через несколько лет, пожалуй, и будет чего. На днях мы убили одичалую кошку, которая вздумала таскать цыплят. Кошки уже вернулись, да и собаки не так почтительны, как были. Теперь, я думаю, все собаки перемешаются между собой и выработается средний тип, более близкий к первоначальному, может быть, поменьше. По-моему, теперь преинтересно жить. Я бы даже желала, чтоб мужчина