— Да, надежда есть, — согласился Джаспер.

Они стояли на платформе городской железнодорожной станции с группой американцев, осматривавших состояние рельсового пути и подвижного состава. Ни то, ни другое не могло быть признаны удовлетворительным.

Из окрестных селений пришло несколько женщин, привлеченных необъяснимым столбом дыма, висевшим в воздухе, но рассказы их о местных условиях жизни не могли поднять настроения. Все жаловались на голод и на неудачи, но лица их светились бодростью при виде нежданных гостей мужчин. В сердцах измученных непривычной работой женщин воскресла надежда.

Джаспер и Эйлин смотрели на гавань. Начинался прилив; волны медлительно набегали, ударяясь о заплесневевшие борта лодок, простоявших тут на якоре больше года. Позади, вдоль набережной, тянулись убогие домики, крытые сланцем.

— Да, надежда есть… — задумчиво повторил Джаспер.

Он думал о том, как много еще труда впереди, но верил, что на развалинах прошлого восстанет новая и лучшая цивилизация. — Надо опять пустить в ход машину, — говорили американцы, очевидно не тревожась за будущее. Но Джаспера пугала сложность предстоящей работы. Ему казалось, что центральный узел всей задачи лежит на севере, в графствах, производящих каменный уголь и железо. Там необходимо, хотя бы в скромных размерах, возобновить работы — пусть Америка пришлет еще мужчин, побольше мужчин. Завтра они поедут осматривать кабель и попробуют восстановить сообщение с Америкой. Только бы удалось! — а там из Америки придут еще корабли с мужским экипажем.

И то, вначале, им не удастся многого сделать — ведь позади вся опустошенная Европа и за нею — Азия. Может быть, и там тоже женщины напрягают остатки сил в борьбе за пищу. — Нам необходимы уголь и сталь — думал Джаспер, и воображению его уже рисовались пробуждение фабрик и угольных копей и вертящиеся колеса машин…

Эйлин думала о другом, о том, что, быть может, им удастся создать новый, обновленный, очищенный мир Раз все начинается сначала, можно избежать прежних ошибок и сделать лучше. В этом мире не будет больше потовыжимательства, не будет того, чтоб одни жили потом и кровью других. Мы будем работать все вместе, один для другого и каждый для всех. Теперь, когда нам помогут все эти милые люди, сколько можно сделать хорошего! Через несколько лет у нас будет куча детей и мы научим их всему тому, чему нас самих научила нужда. И они уже не будут связаны нелепыми условностями и предрассудками, связывавшими нас. Каждый из нас дрожал над своим куском хлеба, боясь, как бы его не выхватили изо рта, и ему некогда было думать о великих задачах, о том, что самое главное в жизни. Но, когда строишь новое здание, начиная с фундамента, тогда обо всем подумаешь.

— Джаспер, ведь мы же научились кое-чему — как ты думаешь? — мы сумеем избежать прежних ошибок? Я говорю о классовых различиях и о половых — ну, ты понимаешь. Женщины не будут больше гоняться за титулами и за богатством — и общественные условия станут совсем другие, теперь, когда брака не будет. Ведь брак — это прерогатива мужчины — это ему надо было удержать при себе свою женщину и сохранить свое имущество для своих детей. Для женщин он никогда не был настоящей защитой, да женщина и сама сумела бы защитить себя, если б ей только дали возможность. Я знаю, в старое время преградой были дети — но теперь, ведь не будут. Теперь всякий должен будет заботиться о детях, и женщине уже не придется умирать с голоду из-за того, что у нее нет мужа, который бы кормил ее. Мы именно будем дорожить женщинами, у которых есть дети. Они будут вести здоровую жизнь и работать, а не сидеть, сложа руки, или тратя время на чистку всех этих ненужных и некрасивых вещей, которыми мы себя обставляли. Когда все наладится, Джаспер, мы построим для всех новые дома, в которых все будет по-новому. О, как это будет чудесно! Мы начнем сегодня же. Мы уже начали.

Джаспер кивнул головой.

— Да, возможности блестящие.

— Вот именно: блестящие. Какое чудное слово: «равенство». Джаспер! Конечно, в некоторых отношениях люди не могут быть равными и всегда будет аристократия ума и таланта. Но, все-таки, вне этого будет настоящее равенство, и надо устроить так, чтоб никто не мог злоупотребить своей частью и превратить другого в раба. Как это обидно — быть рабом, даже не ума и таланта, а денег и власти!..

Вода все прибывала. Старая лодка внизу, увязшая в иле, снова покачивалась на волнах с оттенком былого достоинства.

Эйлин показала на нее.

— Так и мы снова выплыла на поверхность.

— Плывем к такой великой цели, какой еще не знал мир.

— И к осуществлению великих задач, — заключила Эйлин.