номера не изменилось, разве что в ванной комнате появилась бутылка из-под виски с озерной водой (для чистки зубов?). Пожалуй, самым приятным сюрпризом было встретить трех сотрудников отеля, помнивших нас с прошлого раза: они широко улыбнулись нам и поприветствовали на французском.

К полудню мы пришли к дому префекта, но не застали его там, а потому отправились к нему в офис. В приемной я заполнила «Форму для посетителя». Спустя некоторое время нас пригласили в огромный кабинет. Префект любезно усадил нас в массивные кресла, стоявшие в почтительном отдалении от его рабочего стола. Господин Кабера был в пиджаке и при галстуке, на носу красовались очки, а на руке – недешевые часы. Обстановка была пугающей и сюрреалистичной. Кабера начал по-французски рассказывать о стройке, которую недавно посетил. Осталось немного, сказал он, нужны только двери, окна и цемент. Да уж, самая малость, подумала я. Что вообще у этой страны есть?.. Затем префект позвонил господину Нкурунзизе, бургомистру, попросив того отвести нас в церковь и открыть двери ключом.

Когда мы добрались до церкви, господин Нкурунзиза велел проехать в церковный двор и остановиться у подножия лестницы – на том самом месте, где мы проводили День одежды. Внутри церковь выглядела очень чистой – ни намека на удушающий смрад разлагающихся тел. Возле одной из стен стояли две витрины: ящики из необработанного светлого дерева с крышками из стекла. Мы прошли к покоям священников – именно там мы оставили тела. Заложенные кирпичом окна выглядели неплохо, равно как и дверь, выкрашенная серебристой краской. Нкурунзиза отпер дверь. Внутри все было так, как мы оставили, разве что возле тел лежал венок Мадлен Олбрайт и несколько небольших букетов.

Трупного запаха почти не было. Мы нашли два мешка с надписью «Для экспозиции» и тело ребенка, которое мы эксгумировали из могилы на холме. Все останки лежали в анатомическом положении, как мы их и оставили. Мы вынесли из комнаты два мешка, чтобы проверить состояние их содержимого, а Мелисса тем временем задрапировала черным бархатом деревянные витрины. И тут Нкурунзиза заявил, что, после того как мы закончим, нужно будет опять занести ящики в складское помещение, поскольку церковь не запирается. К такому нас жизнь не готовила. Мы были уверены, что экспозиция должна быть там, где все люди будут иметь к ней свободный доступ. Я предложила установить на витрины замки, но бургомистр ответил, что вандалы попросту разобьют стеклянные крышки. Резонно. Мы попробовали убрать витрины в складское помещение, но те не влезали. В итоге мы вернули кости в хранилище и решили на следующее утро обсудить с префектом варианты решения проблемы.

Когда мы вышли из здания, Дэйв сделал два моментальных снимка церкви на поляроид: один для бургомистра (чему тот, кажется, очень обрадовался) и один для Билла – в качестве фотоотчета. Еще одна фотография запечатлела момент, когда появилась Концесса – она помогала со стиркой во время миссии в Кибуе. Она была искренне удивлена, увидев нас снова. Мы отправились в офис Нкурунзизы, сопровождаемые взглядами, кажется, всего городка. Я слышала, как поют заключенные в тюрьме – они пели те же песни, что и во время нашей миссии. Несколько дней спустя мы вновь приехали в церковь – на сей раз осмотреть могилу. Она сильно заросла – какими-то безумными фиолетовыми сорняками и белыми цветами, – а на дне стояла вода. Мы сфотографировали эту лужу для Билла, чтобы он мог организовать откачку воды. Также я осмотрела обитель монахинь: здесь сорняки были прополоты, некоторые двери заменены, и только лишь стены и потолок хранили кровавые отпечатки – воспоминания о страшной бойне.

Если честно, мне было радостно видеть, что наше пребывание не оставило каких-то явных следов – вот разве что разрытая могила, пара завалившихся под деревья наколенников и полицейская лента, которую удачно приспособили для разметки клумб за церковью и возле гостевого дома.

А вот визит катера Патриотической армии Руанды вызвал у меня совсем иные чувства. Катер подошел к берегу как раз во время ужина. Я замерла, но быстро пришла в себя и продолжила есть шашлычки-брошетты. К счастью, ночью я спала хорошо – образы из прошлого меня не тревожили.

На следующее утро мы снова посетили префекта. Он позвонил Нкурунзизе, чтобы узнать, что можно сделать, как защитить мемориал. Найдется ли кто-то, кто может врезать замок в церковные двери. Увы. Когда-нибудь, возможно, представится случай, и слесарь из коммуны, если таковой вообще имеется, наверное, сможет приехать и что-то сделать, но это не точно. Было абсолютно ясно, что ни Кабера, ни Нкурунзиза не хотят с этим морочиться. В итоге решение вопроса было отложено до ноября – там Билл вернется и, глядишь, чего придумает. Мы расстались, обменявшись самыми теплыми пожеланиями.

Прежде чем покинуть Кибуе, мы заехали на стадион, расположенный практически в центре города. Именно здесь в 1994 году был проведен еще один ужасающий акт массового убийства. Тела погибших похоронили прямо на футбольном поле. Вокруг стихийного захоронения возвели кирпичную стену и высадили цветы. Земля вздымалась буграми, а табличка неподалеку на киньяруанде, французском и английском рассказывала о том, что здесь тогда произошло. Быть может, префект не слишком заинтересовался идеей сделать мемориал в церкви именно потому, что у него уже был один – на стадионе.

Следующие несколько дней мы составляли отчеты для Билла. А в перерывах посещали Руандийский кооператив ремесленников, где продавались образцы народных промыслов, и ювелирные магазинчики. А еще нам наконец удалось попробовать традиционную руандийскую кухню: запеченную курицу, жаренную на решетке рыбу, местный вариант картофеля фри, салат табуле, бобы со сливками, картофель и горох. За всю эту роскошь владелец ресторана не взял с нас ни цента, хотя мы очень настаивали. Мы с Мелиссой проводили много времени с Пьером и Кусом: они отвезли нас на рынок Кигали (там ножи-панги использовались только для нарезки мяса, да), где я купила для матери «африканскую» ткань (сделанную, впрочем, в ОАЭ). Мы забежали в местное кафе, где оказались единственными «иностранцами». Потом до поздней ночи (или раннего утра) мы развлекались в «Кадиллаке», самом популярном ночном клубе Кигали тех лет, где руандийцы, сотрудники ООН и работники всевозможных НПО танцевали вместе под пульсации заирских и алжирских ритмов. Я поняла, зачем иностранцы, жившие в Руанде год или больше, приезжали отдохнуть в гостевой дом в Кибуе: после рабочей недели требовался отдых, и веселое и относительно раскованное заведение вроде «Кадиллака» очень помогало выдохнуть.

Однажды вечером вся наша команда отправилась на ужин в Американский клуб, и я с удивлением