– Значит, имеет «тяги» в центральном аппарате, – как всегда, по-философски рассудил Плечов.

– Ходят такие слухи, – мгновенно согласился с его предположением водитель. – Ну, я наконец могу быть свободен?

– Не спеши, – гневно пробасил Яра. – С какой целью он оставлен в Сейловичах?

– А вот этого мне, братцы, знать не полагается. Наше дело маленькое: крутить баранку и лишний раз не вякать!

– Как думаешь, он сам принял такое решение? – не унимался профессор.

– Вы точно малое дитя, Ярослав Иванович… У нас – серьёзная организация, не терпящая никакой самодеятельности. Сам… Принял… Да кто ж ему позволит, а?

– Согласен, – через зубы процедил Плечов и, выходя из авто, сильно хлопнул дверцей. Да так, что распугал всех ворон в округе.

– Вы поосторожнее, товарищ профессор, – прошипел ему вслед водитель. – Кто знает, как оно повернётся через денёк-другой?

– Ты на что намекаешь, гад? – разозлился Лежава и занёс руку для очередного шлепка.

Но, взглянув на Ярослава, передумал.

Профессор решил сам поставить наглеца на место, правда, покамест лишь только словом, но тут его осенило!

– Стоп! – Агент вытащил из нагрудного кармана фотографию Чепцова и ткнул снимок под нос шофёру. – Он?

– Не уверен… Хотя вроде бы похож… – начал выкручиваться тот, однако Плечов, по праву слывший одним из лучших физиогномистов Страны Советов, был уверен, что уже установил правду…

12

Настоятель костёла Сердца Иисуса оказался покладистым, простодушным и очень трудолюбивым парнем.

Вставал батюшка рано. Босой, в одной длинной льняной рубахе, напоминающей по крою и размерам рясу русского попа, косил траву у храма и расположившегося рядом с ним уютного собственного дома – большого (по местным меркам), просторного; затем долго ковырялся в огороде, что-то выпалывал, что-то поливал…

После этого он тщательно умывался, облачался в сутану и служил утреннюю мессу, а по окончании её всецело отдавался прихожанам: замаливал чужие грехи, давал ценные советы, крестил сограждан и провожал их в последний путь, если случались таковые оказии.

Избавиться от насущных дел у настоятеля получалось только после обеда – и то не всегда.

Но в тот день всё закончилось значительно раньше, часам к двенадцати дня, и пастор решил устроить богословский диспут, избрав в качестве партнёра родственную душу, каковую он сумел разглядеть в лице знаменитого советского философа.

– Вот скажите мне, дорогой Ярослав Иванович, почему рабоче-крестьянская власть так ненавидит всякую религию? – начал, сбрасывая с себя тяжеленную поповскую «робу», в которой при такой погоде, по его собственному выражению, «сопреть можно».

– Потому что священники постоянно обманывают простых людей, чуть ли не ежечасно обводя их, как у нас говорят, вокруг пальца. А в основе этого процесса лежит пресловутая личная материальная выгода, – спокойно парировал его выпад профессор.

– Например? – удивлённо прищурился священнослужитель.

– Свечечку поставить, исповедовать, благословить, – за всё надо платить. Если не деньгами, то мясом, молоком, яйцами, фруктами-овощами, а иногда и кое-какими услугами.

– Что имеется в виду? – Священник почему-то покраснел и вдруг осенил себя крестом. Слева – направо, как и полагается рьяному католику.

– Не то, что вы подумали, – ухмыльнулся Плечов (похоже, вброшенное им семя упало на благодатный грунт). – Хотя… Может, и это тоже.

– Но ведь, как ни упорствуй, Бог всё-таки есть? – выложил свой главный козырь инициатор беседы.

– Смотря что, а точнее, кого подразумевать под ним, – как всегда, уклончиво ответил учёный.

– Скажем так, Всевышнего – создателя, творца…

– Ну, ежели так, то я, пожалуй, соглашусь с вами. Высшая сила, запустившая эволюцию на Земле, безусловно существует, – оседлал любимого конька Яра. – Однако вы, друг мой, соотносите себя с христианами. А, следовательно, ваш Господь – Иисус. Плюс ко всему вы почитаете ещё и Богородицу.

– Да. Для нас Матка Боска – первая заступница, – подтвердил Сейловичский ксёндз и для пущей убедительности в очередной раз перекрестился.

– Вот видите… А какая у Бога может быть мать? – вбил, на его взгляд, последний гвоздь в крышку гроба многострадального всемирного христианства Плечов.

– Ох, и тяжело же с вами тягаться, пан профессор, – грустно констатировал слуга божий.

– Непросто. Да и незачем. Просто поставьте знак равенства между Всевышним и Природой, в силу которой верят материалисты, и всё станет на свои места, – дал ему надежду на спасение представитель советской философской школы.

– Хорошо. Значит, Господь или запущенная свыше эволюция сделали человека человеком?

– Совершенно верно.

– Но ведь каждому живому существу, каждой твари, по божьему замыслу, уготована какая-то уникальная земная роль, свой, спущенный свыше смысл существования, – не сдавался пастор.

– И здесь согласен, – продолжал демонстрировать завидную толерантность ко всякому мракобесию Ярослав Иванович. – Поэтому гомо сапиенс, как венец творения, должен осознавать, что если будет правильно выполнять заданную программу: не убивать, не воровать, не прелюбодействовать, ну и так далее по списку, то в следующий раз непременно попадёт на более высокий уровень развития, то есть, по-вашему, – прямиком в рай или, по меткому выражению моих учителей – Циолковского и Фролушкина, будет зачислен в штат лучистого человечества…

– То есть, по сути, станет ангелом? – небезосновательно предположил догадливый батюшка.

– Так точно. А если начнёт безбожно грешить, неизбежно окажется в мире деспотизма и хаоса, подобного дохристианским временам, где ему каждый день придётся…

Ярослав замолк, предлагая собеседнику продолжить за него фразу, и тот не замедлил отличиться:

– Каяться и фактически доказывать делами своё право оставаться человеком?

– Вот вы наконец и постигли смысл «плечовской теории», уважаемый пан…

– Дариуш.

– Очень приятно. Меня зовут Ярек… – Ярослав посмотрел на часы и констатировал: – Всё. Объявляю перерыв. В ближайшее время, даст Бог, мы продолжим нашу дискуссию. А сейчас я хотел бы ещё спуститься в подземелье… Разрешите?

– Естественно. Меня с собой возьмёте?

– С огромным удовольствием, Дарий… Можно мне вас так называть?

– Очевище![53]

13

– И сколько можно спать? – гневно бросил Плечов, узревший двух своих подчинённых, предававшихся дневному сну прямо на полу комнаты, отведённой для них настоятелем костёла Сердца Иисуса.

– В чём дело? – встрепенулся Лежава, мгновенно принимая вертикальное положение.

На бравого же краеведа профессорский голос никакого действия не возымел: он как лёг, свернувшись калачиком у давно не топленной печи, так и спокойно продолжал дрыхнуть дальше.

– Пора в забой! Труба зовёт! – до предела повысил громкость своего голоса Ярослав Иванович.

Хотя, казалось, куда дальше? И так орёт, словно сумасшедший. Хуже радио.

– Так ведь ты не пьёшь? Точнее, пьёшь, но умеренно, не упиваясь, – по-своему истолковал призыв учёного Автандил.

– Не в запой, а в забой, – уточнил Плечов, мгновенно разгадав ход мысли кавказского исполина. – Хочешь не хочешь, а придётся нам лезть под землю.

– Уже?

– А чего