– Здорово! – аккуратно уклонился от его рук Ярослав Иванович.

– Ты что же, не рад мне?

– Да как тебе сказать…

– Честно!

– Давай лучше пропустим церемониальную часть нашей беседы и сразу приступим к делу.

– Что ж… Тогда познакомь меня со своими товарищами.

– С удовольствием… Яков Семёнович Пекун (Яра сознательно упустил другую – настоящую – фамилию своего спутника, кто знает, как могут повернуться события?) – знатный несвижский краевед, лучший специалист по здешним подземельям.

– Очень приятно, – вежливо кивнул «Сусанин». Чему-чему, а хорошим манерам учить его не приходилось.

– Мне тоже, – равнодушно процедил «спаситель».

– А к вам как обращаться? – оперативно принялся налаживать мосты Айзенштадт.

– Штурмбаннфюрер СС Дибинский, – шутовски поклонился Пчоловский. – Или Вячеслав Васильевич – на русский манер. Как вам больше нравится?

– О! Целый майор! Это большой чин, что в советской, что в польской армии, – сделал выбор в пользу первой версии Яша.

– Отец Дариуш, настоятель костёла Сердца Иисуса, – тем временем и дальше спокойно представлял членов своей немногочисленной, разношерстной, но очень квалифицированной команды, профессор Плечов.

– Честь![56] – вытянулся в струнку священник.

– Взаемне, пан свентый ойтец[57].

– Вы поляк?

– Можно и так сказать…

– Мило позначь![58]

– И товарищ Автандил, мой коллега с Кавказа, – закончил предводитель «детей подземелья».

– Тоже философ? – Пчоловский недоверчиво покосился на Лежаву, мысленно оценивая устрашающую фигуру «адъютанта дьявола».

– Да. Дипломированный. Кандидат наук.

– Проверим…

– Шучу.

– Может, он не по науке, а по службе? – настойчиво продолжал допытываться Пчоловский-Дибинский.

– Скорее по спорту, – криво улыбнулся Ярослав. – Только я, как тебе известно, самбист, а он, как большинство горцев, – вольник.

– Уважаю! – почтительно наклонил подбородок штурмбаннфюрер. – Кавказцы – отличные борцы. Может быть, даже лучшие мире.

В благодарность за добрые слова, Лежава протянул освободителю свои «грабли» и с такой силой сжал нежную арийскую длань, что из глаз её обладателя невольно брызнули слёзы.

Но на ход дальнейших событий это никакого действия не возымело.

3

Бывший сослуживец Плечова был не первым, кого увидели невольные «постояльцы» каменного мешка. Когда дверь распахнулась, то в образовавшемся проёме сначала возникли два грозных силуэта в немецкой военной форме с автоматами наперевес.

Между ними трепыхался изрядно избитый светловолосый парень, в котором Яра не без труда узнал человека, пытавшегося, но отчего-то передумавшего остановить их автомобиль при въезде в Сейловичи.

Коля Белкин, – по утверждению водителя «чекистского корыта». Или… сержант Чепцов, как называл его Алексей Копытцев.

Фашисты церемониться со своим пленником не стали: бедняга, пролетев пару метров, врезался окровавленной головой в мощную грудь Лежавы и только тогда остановился.

Вот после этого в подземную комнату и вошёл Дибинский…

А дальше…

Всё пошло, как по маслу. С точки зрения немцев.

Отец Дариуш, правда, вернулся к себе домой, зато остальные под «чутким руководством» штурмбаннфюрера попали в соседнюю избу, «снятую» заботливыми оккупантами специально для исследователей катакомб.

При этом вопроса: «Куда девались её законные хозяева?» – никто из наших героев не задавал. Может, ушли в леса, может, получив пару вожделенных рейхсмарок, съехали на время к своим родственникам, а может…

Предполагать самое плохое они не стали и, слегка перекусив сухим пайком от «героев-освободителей», принялись ухаживать за избитым блондином. Благо, тот быстро отходил от былых потрясений и уже начинал потихоньку ворочать языком.

* * *

Всего в доме было три комнаты. Одну из них занял Дибинский с приставленными к нему бойцами СС (звали их, кстати, Фридрих и Герман), в другой расположились Лежава и Пекун-Айзенштадт, ну а третья – самая дальняя и наименьшая по размеру – досталась Плечову и Чепцову-Белкину. Правда, попали «квартиранты» туда только после полуночи. И, несмотря на позднее время, ещё долго не укладывались спать. Что делали? Выясняли отношения, советовались, как не проколоться в предстоящих разговорах с коварным и умным врагом.

– Ты кто на самом деле? – начал разговор Яра, опуская марлевую повязку в ведро с ледяной родниковой водой из ближайшего колодца, чтобы спустя мгновение наложить её на лоб страждущему соратнику.

– Сержант госбезопасности…

– Фамилия?

– Я сам её забыл.

– А имя, хоть какое-то, у тебя есть?

– Да… Санька.

– Не Коля?

– Нет.

– Кто тебя послал?

– Какое это имеет значение?

– И зачем?

– Чтобы уберечь вас от неприятностей.

– Давай на «ты». Русские всё же люди…

– Давай… те…

– Значит, наша «контора» без присмотра никого не оставляет?

– Это касается только особо ценных кадров. Тех, кто знает слишком много…

– А предыдущий контролёр? Тот, что приглядывал за мной в Минске и Олыке?

– Мне о его судьбе ничего не известно.

– Ясно.

– И что вам ясно?

– Что дело тёмное!

– А…

– Где тебя взяли?

– У входа в тоннель, что напротив костёла Сердца Иисуса, через который вы… мы и попали в подземелье… Я шёл за тобой по пятам, а когда решётка опустилась вниз, понял, что ловить мне здесь больше нечего, и пополз обратно наверх, но там уже хозяйничали фрицы… Прикладом в голову – вместо «Добрый день» – и, как результат, полная отключка. Очнулся без оружия; хорошо хоть документов при себе никаких не имел.

– Значит, им пока не ведомо, кто ты есть на самом деле?

– Надеюсь, что нет.

– А как ты представился?

– Никак. Они вообще ещё ни о чём не спрашивали. Избили – и потащили за собой. К вам в «комнату».

– Прекрасно. Я скажу, что ты – моё доверенное лицо. Александр…

– Пусть будет Панюшкин. Это фамилия моей мамы. Петрович – по батюшке.

– Вот и славно. Но прямо сейчас мы должны проработать твою легенду. Причём тщательнейшим образом: от начала до конца, учитывая мельчайшие подробности, о которых должны знать только двое – я и ты. Да так, что ночью разбуди, – скажешь. Чтобы не только у врагов, но и друзей не закралось и малейших сомнений в нашей с тобою искренности.

– Понял.

– Со спортом дружишь?

– Так, боксирую немного. По первому разряду.

– Скажешь, что приехал вместе со мной из Минска, чтобы организовать в Несвиже секцию по самбо.

– Я в этом деле ни бум-бум… Лучше по боксу.

– Значит, спортшколу с целым рядом специализированных кружков – по различным видам единоборств.

– Пожалуй, так будет правильно. А где мы познакомились? При каких обстоятельствах?

– На тренировке. В «Динамо». Там я и пригласил тебя в поездку на освобождённые земли.

– Великолепно. Но… Откуда у меня оружие?

– Я дал. Что за модель у тебя конфисковали?

– Обычный тульский наган дореволюционной разработки, если мне не изменяет память, 1895 года.

– Тебе ещё ничто не должно изменять… Тем более, что дата изготовления оружия указана на корпусе револьвера, который ты ещё вчера держал в руках. Таким