Потянувшись вверх, я дрожащими руками открыла маленький шкаф. Внутри, уже на блюдечке, расписанном маргаритками под стать остальным, лежали две белые меренги. Обе были размером с ладонь; запекшиеся пики напоминали лепестки хризантем.

«Хризантемы для правды».

Я шумно вдохнула воздух. Казалось, дух его бабушки наблюдает за мной из волшебного буфета. Правда пошла бы на пользу всем.

Я поставила блюдце с меренгами на стол перед Ксавье.

– Похоже, вашей бабушке известно, что у нас чаепитие, – проговорила я срывающимся голосом, отчаянно стараясь, чтобы он звучал нормально, бодро и приятно.

– Здорово! – Ксавье взял меренгу. Его глаза так красиво блестели, будто он был соткан из солнечного света. У меня аж пульс подскочил. – Будем здоровы!

– Будем здоровы! – пробормотала я, «чокаясь» с ним меренгой. Едва почувствовала легкий, сладкий вкус пирожного, потому что слишком сосредоточилась на Ксавье. Во-первых, он ел, что было очевидной победой. Но, что куда важнее, друг чувствовал необходимость говорить со мной. Испытывал потребность храбриться.

– Спасибо, что устроили это чаепитие, – поблагодарил Ксавье.

Мои пальцы легонько застучали по цветам на моей чашке.

– Я хочу кое о чем с вами поговорить.

Ксавье выпрямил спину, на губах у него появилась слабая ободряющая улыбка.

– Да, конечно. О чем угодно.

«Хватит быть таким прекрасным!» – беззвучно взмолилась я и сделала медленный, глубокий вдох.

– Я… заметила некоторые вещи. Тревожные вещи. И… понимаю, что я ваша ученица, поэтому просто… хочу откровенности между нами. – Я осторожно протянула затянутую в перчатку руку через стол. Кончики пальцев Ксавье коснулись моих. К моим плечам метнулось пламя, сердце дико заколотилось, в висках запульсировало, и я захотела, чтобы этот странный солнечный кошмар закончился. – Ксавье, вы можете говорить со мной откровенно. Я просто хочу понять. Я… неравнодушна к вам.

Пальцы Ксавье переплелись с моими. Его щеки стали яркими, как лепестки роз.

– Простите, – шепнул он. – Я совершенно не умею скрывать свои чувства. Надо было раньше объясниться. Я… тоже к вам неравнодушен. – Ксавье негромко хохотнул. – С первого дня нашего знакомства. Я уже давно люблю вас.

За мгновение огонь в моих венах превратился в лед.

Такого я точно не ожидала. Хотя в глубине души надеялась на это; захотела этого еще до того, как подобрала подходящие слова.

– Вы серьезно? – спросила я. Казалось, у меня начисто пропала способность дышать.

Ксавье еще крепче сжал мою руку:

– Порой кажется, что я состою из… плоти, крови и страха. Но последние несколько дней напомнили мне, что я ощущал раньше. Когда был с вами. Благодаря вам я чувствую себя храбрым.

Любила ли я Ксавье?

Да, я неровно к нему дышала. А когда слишком долго смотрела на него, мое сердце глупо замирало. Но то же самое я могла сказать и о некоторых других людях, которыми увлекалась, пока росла в Уильямстоне. Почти двенадцать лет Ксавье был мне другом, которому я могла доверять, потом стал призраком, а теперь кем-то совершенно иным. Порой я замечала в нем черты парня, который мне так нравился. Его смех. Его самозабвение. Его скромность. В то же время он совершенно определенно окружил себя стеной, высоченной крепостью тайн. Ксавье говорил, что любит меня, однако хотел заполучить мою магию.

Я медленно положила руку себе на колени. Свет в глазах Ксавье немного потускнел, и у меня сердце заболело.

– Я не могу любить человека, которому не доверяю, – прошептала я. Слезы жгли мне глаза. – Пожалуйста, Ксавье, просто… скажите мне: зачем… зачем вы создали «эйфорию»?

Лицо его стало бледнее мела.

– Что?!

– Я знаю правду. Я… я видела ваш рецепт.

Ксавье вскочил на ноги, подошел к прилавку и взглянул на меня.

– Записную книжку я запер. Вы взломали ящик и рылись в моих вещах?

– Вы со мной не разговаривали! Я спрашивала вас снова и снова, и вы были несчастны…

– Я… я хотел вам рассказать. Я собирался вам рассказать. В свое время, Клара…

– Зачем? – мой голос треснул. – Вчера мы оба видели Эмили. Это снадобье ужасно. Как вы могли создать нечто подобное?

Ксавье отступил в прихожую. Его прекрасные глаза, темные, как красное дерево, заблестели.

– Для этого вы устроили наше маленькое чаепитие? Чтобы… допросить меня?

– Ответьте мне. – Остроты и едкости у меня в голосе не было. Я чувствовала себя пустой и хрупкой, как сухой брошенный кокон бабочки.

– Лекарства от меланхолии не существовало, – проговорил Ксавье. – Моя сестра страдает от нее, ей требовалась помощь. Я из гордости и глупости думал, что смогу решить проблему сам, но желание было одно – помочь.

– Вы распространяете «эйфорию»? – шепотом спросила я.

– Разрази меня гром, нет! Ничего подобного я не планировал, – заявил Ксавье. – Сначала я провел испытания – дал снадобье нескольким добровольцам, но побочные эффекты оказались… ужасны. О содеянном я тотчас рассказал отцу. Он поступил так, как следовало. Сообщил о случившемся Совету.

– Я… я не понимаю. Как «эйфория» распространилась, если вы рассказали о ней отцу?

– Некто связался со мной под видом испытуемого. Я дал ему снадобье, а он назвался вымышленным именем. Тот человек сумел воспроизвести зелье и распространить. Членам Совета до сих пор неизвестно, кто именно виноват, только это уже неважно. Они хотели наказать меня, лишив магической силы. Отец вступился, и они достигли компромисса в виде связывающего заклинания.

Жалость, которую я испытывала к хворому бедняге, обернулась горьким разочарованием. Ксавье оказался преступником. Его урезанная магическая сила была наказанием.

– Вы сказали: это потому, что вы такой же, как я. Ваша магическая сила была чрезмерна.

– Я… я только признался, что она создавала мне проблемы…

– Она создавала проблемы другим людям! – резко перебила я. – Вас наказали справедливо, но вы все равно захотели мою силу?!

– Члены Совета сказали, что вернут мне чары к летнему солнцестоянию, если я первым приготовлю обещанный нейтрализатор. Они оставили мне магию в урезанном виде, опасаясь, что я снова создам что-то опасное, хотя это усложняло работу над нейтрализатором. А я опасался, что не справлюсь. Опасался, что потеряю свою силу навсегда и тогда не смогу помочь никому. Клятва, которую я вам дал, была отчаянным шагом. А вы… вы явно тяготились своей силой. Когда члены Совета заговорили о вашей дикой магии, я подумал, что мог бы взять это бремя на себя. Мог бы обуздать вашу силу и… возможно, загладить свою вину.

Если сумею исцелить отца, то навсегда потеряю свою магию. Я начинала понимать ее лучше. Ненавидела чары все меньше и меньше. Я имела потенциал использовать ее во благо и всегда мечтала помогать людям. А Ксавье хотел лишить меня этого будущего.

– Вы нарушили законы Совета, – прошипела я. – И заслужили то наказание. Лишь благодаря милости Совета вас не лишили магии окончательно. – Сердце в моей груди разбивалось, дробилось на причиняющие боль осколки. – Как я могу вам верить? Как вы можете говорить, что любите меня? Мадам Бен Аммар была права: вы просто хотели меня использовать…

– Клара…

– Вас хоть немного волнует, исцелится мой отец или нет?

– Конечно, волнует, – в его глазах заблестели слезы.

Люди не ошибались насчет Ксавье. Правда наконец всплыла. Он уже столько пытался от меня скрыть – и что еще скрывает? Что еще утаивает «ради моего же блага»?

– Вы лжец, Ксавье! Вы лгали Совету, семье Кинли, мне!

Он покраснел, но глаз не отвел.

– Я… не хотел лгать. Просто вы единственная не знали о моем преступлении. Я не хотел, чтобы вы плохо обо мне думали.

– Хотелось бы иметь шанс решить самой.

Ксавье дышал глубоко и медленно, его глаза блестели на солнце.

– А мне хотелось бы иметь шанс рассказать вам в свое время. Хотелось, чтобы вы мне верили…

– И сколько