самых различных консервов,— что если бы даже связь отряда с основной частью прекратилась, их хватило бы на целый год. Это был самостоятельный мирок, который не нуждался во внешнем мире. Питание здесь было намного лучше, чем в городке К. В хлевах и птичниках, устроенных позади казарм, содержались свиньи и птица, а за ними на свободной полоске земли был разбит огород. Когда Сёдзо вместе с несколькими солдатами под командой ефрейтора Хамы явился в отряд, на этом огороде под лучами уже по-летнему светившего солнца ярко зеленели лук, морковь, репа и другие овощи и весь огород выглядел как-то по-домашнему.

Раньше здесь стояла целая рота, потом численность отряда уменьшилась, и теперь он напоминал большую семью. Считая оставшегося здесь командира подразделения капитана Дои, унтер-офицера, солдат, специально назначенных связистов, поваров, всего не набиралось и тридцати человек.

Капитану Дои было уже за пятьдесят. Это был крупный, представительный мужчина с красивой длинной бородой. Но, несмотря на свою импозантную внешность, он был настолько глуп, что про него потихоньку говорили: старик совсем уже выжил из ума. Из-за этого он и застрял на должности командира отдельно действующего отряда, которую обычно доверяли лейтенанту или младшему лейтенанту. Сверстники его давно уже ходили в старших офицерах. Если действия молодого подпоручика Ито полностью направлялись старшим унтер-офицером Уэда, здесь стариком Дои вертел, как хотел, младший унтер-офицер Сагара, бывший значительно моложе своего начальника. Мелкими отрядами, которые размещались в помещичьих усадьбах в горных деревнях, иногда командовали унтер-офицеры. Сагара также одно время командовал таким подразделением, и ходили слухи, что у него денщиком состоял пленный китайский партизан, причем это была женщина, о чем никто и не подозревал. Кстати сказать, у Сагары была довольно интересная, мужественная внешность. Прибрать к рукам командира отряда для него, видимо, было проще, чем подчинить себе женщину из вражеского стана. Достаточно было нащупать слабую струнку капитана — его обжорство. Капитан ел за троих, пренебрегая несварением желудка, которым он частенько страдал.

В соседней деревне О., находившейся в шести километрах, младший унтер-офицер присмотрел для капитана личного повара Чэн Пин-си. Этот повар вырос в Иокогаме, обучался кулинарии в ресторанчике своего дядюшки и был мастером своего дела. Чэн Пин-си был стройный, высокий мужчина лет сорока. Он приехал в Китай, чтобы повидаться в последний раз с бабушкой, которая вскоре и умерла в возрасте девяноста пяти лет. Здесь его и застала война. Он считал своей родиной Иокогаму и говорил, что постоянно видит во сне Китайский квартал и квартал Исэдзаки этого города, Сагаре было безразлично, правда это или ложь. И,вообще он рассуждал просто: хочешь, чтобы китаец тебя не обманывал,— хорошенько плати ему. Так как посторонним лицам ночевать в отряде запрещалось, Чэн каждое утро являлся сюда из своей деревни, причем всегда ухитрялся доставать и приносить всякие редкие продукты. Еда была единственной отрадой капитана.

Ого! Сегодня суп со строганным мясом! Огурчики! Жареный карп! Вот уж удивил! А я все думал: карпа даже Чэн не сумеет достать! Я ведь, помнишь, как-то говорил тебе про карпа... Ну, молодец, молодец! Хм! , А ведь вкусно, черт возьми! Прекрасно! Прекрасно!"—восклицал он.

Капитан чуть не стонал от удовольствия, причмокивал, прищелкивал языком при каждой фразе и поглаживал свои густые черные усы, свисавшие до самого подбородка. Человек этот четыре с лишним года пребывал в Китае и не умел произнести ни одного китайского слова, но отлично справлялся с названиями китайских блюд. После того как появился Чэн, капитан завтракал по-прежнему в столовой вместе с унтер-офицером, но обедал и ужинал один в своей комнате, не спеша. Ординарец, прислуживавший ему за столом, должен был выслушивать, как бормочет капитан, опьянев от еды, и прищелкивает языком,— звук был такой, словно пробка вылетала из бутылки с шампанским. Как ни странно, спиртного капитан не любил.

Хама, Сёдзо и вся переведенная с ними группа солдат дней через пять уже освоились с новой обстановкой, и вскоре личный повар капитана Чэн сделался абсолютно необходимым и для старшего ефрейтора Хамы. Теперь его веки были постоянно красными точно так же, как и во время пребывания в городке К. Он не скучал по старой водке, которую продавали ему в ларьке около пруда, и не вспоминал о запечатанных кувшинах в полуразрушенном домишке старика китайца. Его плоское лицо с выступающим подбородком и широкими ровными бровями — такие физиономии часто встречаются у мастеровых и торговцев в Нижней части Токио — расплывалось в довольной улыбке. И, глядя на Сёдзо посоловевшими глазами, он пускался в откровенный разговор:

— Смотри-ка, Канно, а ведь правильно говорят: где приживешься, там и столица. Ведь местечко это — остров для ссылки! Я уж думал, что, может, еда какая тут и найдется, но насчет выпивки придется отказаться — амба! Но, видно, преславные святые все-таки пекутся обо мне.

— Стало быть, у Чэна водка не хуже, чем у старика? — спросил Сёдзо, сразу догадавшись, в чем святые покровительствуют Хаме.

Да, брат, хорошая водка, никак не ожидал, просто замечательная. И где только Чэн ее откопал? Да его о чем ни попроси,— все достанет. Правда, мне, кроме вина, и про-сить-то его не о чем. Вот Сагара, так тот, наверно, ему и по части девочек дела поручает. Не зря сегодня Сагара в деревеньку отправляется.

— Да, но ведь господин младший унтер-офицер никуда не ходит один.

— Тьфу ты! Вот ты всегда так. Ведь как будто и человек ученый, а ни черта ты в таких делах не смыслишь. Поэтому с тобой как с дурачком и обращаются. Да пусть с ним хоть сто человек пойдет! Что он от них, отделаться не сможет? А кроме того, солдаты есть солдаты, и каждый из них тоже не прочь там поразвлечься. Кстати, Канно, ты не собираешься держать экзамен на офицера?

—- У меня и мысли такой не было,— с неожиданной решительностью ответил Сёдзо.

Он сидел, скрестив ноги, в унтер-офицерской комнате с дощатым полом и чинил рубаху для Хамы. У того дрожали руки от постоянного употребления крепких напитков, и такие работы он, естественно, поручал Сёдзо. В качестве вознаграждения Хама давал ему прежде целую пачку сигарет «Золотой коршун», но в последнее время плата снизилась до пяти-шести штук. Видимо, часть сигарет шла теперь матери Чэна.

Унтер-офицерская комната находилась рядом с комнатой командира отряда в длинном узком здании недалеко от ворот. Будь это обычная часть, Хаму не поместили бы в этой комнате, но в отряде порядки были не такие строгие, и потому