Жуткое дело: ведь многие, как я успел заметить, реально верят в то, что всё нормально. Им внушили, что вот это всё — и есть спокойная жизнь. На деле людям просто разрешают жрать в своей каморке без права передвижения, без каких-то культурных благ. Эти деградировавшие полоумные, которые пытаются и другим донести, что всё творящееся вокруг — необходимость, похожи на существ, страдающих особой, невиданной ранее формой мазохизма.

Я часто размышляю над течением жизни в современном мире и прихожу к выводу, что человечество ждёт скорая гибель. Процесс уже запущен. Как таковая, жизнь уже закончилась, мы скатываемся в бездну, где падение будет долгим и страшным. И страшно не то, что мы разобьёмся в ней, а что погибнем до удара…

Если суждено умереть от шокера, дубинки, ножа или ствола — пусть, но я поразмышляю лишний раз на тему ноунэйм вируса. Элементарный вопрос: как так может быть, что о нас заботятся, стараются спасти от последствий опасной болезни, но при этом держат в полном неведении и жёстко карают даже за то, что ты вслух произнесёшь название этого вируса?

Нас очень чётко разграничили по социальным ячейкам. Как минимум можно поделить оставшихся на 2 группы: люди и не́люди. Это субъективно. Излишне эмоционально. Но как ещё отнестись к тому, что одним доступны свободы и удовольствия, пусть и в разной мере, а другим — из удовольствий только насыщение желудка? Дошло до абсурда: даже по ящику перестали показывать что-то кроме новостей. Никаких тебе мыльных опер, шоу, передач о животных — только новости. Лживые новости.

Как-то раз, услышав какой-то гул за окном, я отодвинул штору и увидел фургон служителей правопорядка. Они бодро и жизнерадостно подходили к нему с какими-то коробками, пакетами, рядом с ними шли девушки. Их явно ждал более весёлый день, чем тех, кто рассажен по своим конурам и в свободе передвижения может довольствоваться только тем, что имеет право высунуться в окно.

Вот мне даже с дочуркой моей видеться нельзя. Якобы это небезопасно. Но даже если допустить возможную опасность прямого контакта, то почему нельзя пообщаться хотя бы через окно? Да хоть по телефону?

Осталось слишком мало вещей, способных поддерживать остатки оптимизма, надежды на лучшее и, в конце концов, адекватности ума. Это желание когда-нибудь увидеть дочь. А ещё — книги. У меня скромная библиотека, но я регулярно перечитываю что-то под настроение. Это позволяет чувствовать себя не животным, а человеком.

Присказка моя что-то затянулась. Вошёл во вкус. Но сказка впереди! А то, что она будет — можно не сомневаться. Это страшная сказка для взрослых и сильных. Только сильный, волевой и выносливый человек может что-то попробовать изменить в этом мире. У других — шансов нет. Их удел кланяться в ноги узурпаторам и хвалить их, что есть возможность кушать и дышать воздухом.

Если ты нашёлся, слушатель моих странных исповедей, то, наверное, задашь себе вопрос: а что же он, тот, кто записал это аудио и сейчас говорит о необходимости быть сильным и стойким, о непримиримости? Как проявил себя он?

Давайте поговорим и обо мне. Я буду честен. И придётся поверить, потому что основательных поводов не верить у тебя просто нет.

Итак, был ли я послушен этим гадам? Безусловно. Считаю, что в моём случае это оптимальная тактика ведения войны. Мне самому смешно сначала было говорить такие слова. Но я правда веду с ними войну. Информационную войну. С этой целью и записываю это аудио.

Знай и ты: каждый, кто видит ужасы современного мира, этой чёртовой свихнувшейся планеты, и не согласен, что так и должно быть, обязан по мере сил и возможностей противостоять надвигающемуся аду. Я не боец — это что касается физического противостояния. Ни физическая форма, ни возраст не позволяют мне пойти на штаб правоохранителей со стволом наперевес.

Но даже если ты силён, ловок и вооружён, не теряй бдительности и будь внимателен. Ищи. Запоминай. Развивай навыки. И ещё: не сто́ит недооценивать любую информацию.

Чем больше изливаю душу и делюсь своими наблюдениями, тем больше снова подкрадывается ко мне тревога за будущее — моё и других, видимо, немногочисленных людей.

Однажды из окна я увидел такую картину, которая удивила и даже напугала меня, хотя в последнее время я начал думать, что способность удивляться я уже утратил. На газоне лежал человек, которого терзало самое настоящее чудовище! Это происходило не очень далеко от моего окна, поэтому я запомнил внешний вид: до неестественности длиннющие когти… Хотя какая тут может быть естественность? Кхех. Потом помню зубы — острые. Если глядеть чисто на голову и пытаться не обращать внимания на туловище, то можно увидеть схожесть с волком, только у этой твари, по-моему, морда более вытянутая.

Неподалёку стоял чёрный фургон, и водитель вместе с сидевшим рядом правоохранителем слегка высовывались из окон, наблюдая за этой адской расправой.

Некоторое время я думал, что наступил тот момент, когда я всё же свихнулся. Но снова отдёрнув штору и посмотрев на улицу, увидел ту же картину. Мне вспомнились слова героя из какого-то фильма — какого точно — не помню. Он сказал: «В аду больше нет места. Когда в аду нет места, мёртвые ходят по этому свету».

И я подумал: может и правда настал тот момент, когда ад приходит на землю? Других объяснений у меня не было и не появилось до сих пор. Пора заканчивать свою полу-исповедь, полу-урок.

Прощаюсь с тобой, мой слушатель — возможно не существующий. Моё имя вряд ли тебе что-то даст, да и слишком личное это в нашей жизни — называть своё имя. Многие уже просто не помнят своих имён, у них есть закодированные клички — так я это называю, то есть набор из букв и цифр, по которым их вызывают и отслеживают штабные.

Но я своё имя помню, и оно усопнет, наверное, вместе со мной. Но на всякий случай, из вежливости я в некоторой степени представлюсь — вдруг ты достойный человек? В своей среде меня называли газетным режиссёром. Такое прозвище прилепилось ко мне, потому что мои статьи считались очень яркими, вызывающими в воображении подробные картины и визуальные образы. Но вскоре журналистики не стало, и газетный режиссёр тоже канул в лету. Теперь новостями занимаются сами правоохранители, чтобы никто лишнего не сказал, вдруг чего.

На этом я попрощаюсь. И удачи тебе, если ты её достоин…».

Искатель некоторое время смотрел на диктофон. Слушая рассказ старика, он подробно представлял себе современность то