Я удивленно огляделся, пытаясь понять, что происходит. В прошлый раз такое было, когда я отпустил Ольгу Игнатьевну.

— Он ушел, — понял я, глянув на Санька.

— Кто ушел?

— Дядька твой. Я выполнил его просьбу, довел тебя до домика, где ты нашел то, что он оставил тебе на самом деле. И ушел.

Санек шумно выдохнул и упал на табуретку, отставив банку с тушенкой. Его глаза наполнились слезами, и он недовольно вытер их рукавом.

— Пусть тот свет будет для него светлым, — тихо сказал он.

Мы молча доели и, сдвинув коробки, разложили кровать. Спать мне совершенно не хотелось, и я бродил взглядом по домику. Все же рукастый дядька у Санька был.

Солнце давно закатилось за макушки деревьев, а в углу, где мы лежали, все еще было светло. Поудивлявшись этому, я присмотрелся к стенам внимательнее, а потом ткнул Санька вбок.

— А⁈ Что⁈ Где⁈ — вскинулся он.

— Дядька твой тут заклинаний, кажется, наставил, — прошептал я. — Поэтому и тепло. За каждой стеной по какой-то пластинке, от них прям магией веет.

— Я ничего не вижу, — задумчиво ответил он и заинтересованно на меня посмотрел. — Что именно ты заметил?

— Говорю же, пластинки за досками. От них тепло идет. Одна над твоей головой, — я указал ему на стенку.

Санек приложил к ней руку и удивленно ойкнул.

— И вправду, теплая! Дай-ка я посмотрю на нее, — он прищурился, провел пальцами по краю невидимого для него артефакта и покачал головой. — Очень слабая магия, едва-едва ощущаю. Ты сильнее меня.

Это прозвучало с нотками зависти. Я в ответ лишь пожал плечами. Видеть-то я видел, а сделать ничего не могу.

Санек заворочался, отвернулся, накинув на плечи куртку, и засопел. А я продолжал смотреть на пластинки и думать.

То же самое было с Ольгой Игнатьевной. Как только я ее отпустил, раздался такой же звон, и я увидел магию. Интересно, какая у нее была сила? Нужно спросить об этом Еремея при случае.

Я бы предположил, что магия воздуха, иначе, как бы я потом увидел голубые вихри Санькиного заклинания. А как только выполнил просьбу Евгения Алексеевича, начал видеть огненную.

Вот только от этого никакой практической пользы.

Вздохнув в очередной раз, я закрыл глаза и постарался уснуть. Но едва закрывал глаза, сразу распахивал их, боясь провалиться на Изнанку. Надо будет обязательно спросить Еремея об этом. Хотя, что он мог знать?

Да и вообще, мне еще ни разу никто не пояснил нормально ничего!

Злость разом вышибла из глаз сонливость, и я тихо поднялся с кровати, пересев к окну. На столе сиротливо стояли пустые банки и две грязные вилки. Хотел было их убрать, но остановился, чтобы не шуметь.

Грета говорила, что я неправильный, Еремей, что только читал о моей силе, а сам ничего не знал, бабка… А что бабка? Ей бы только жуть всякую мне говорить про смерть и боль. Санек тоже не помощник.

И вроде все делятся знаниями, да только они все идут вразрез с тем, что со мной происходит. Нет, надо самому как-то думать и крутиться. Чай не мальчик уже, и своя голова на плечах имеется.

Надо будет, я и целиком на Изнанку отправлюсь и буду там все изучать, так сказать, на практике.

Решил и даже по столу кулаком стукнул. Правда, очень тихо, чтобы Санька не разбудить.

Я с грустью смотрел на яркие звезды на черном небе, а мысли свернули в сторону погибшего отца.

Теперь моя жизнь точно поменяется. И круче, чем когда я увидел ту сущность у себя в спальне. Если хоть одной бумагой граф Васильев связал меня со своей семьей, то придется, действительно, возвращаться в столицу. И не только чтобы вступить в права главы рода, но и присматривать за сводными сестрами.

А если нет… С одной стороны, стоит тень отца с последней волей, а с другой — живые, которым мое появление будет поперек горла. В любом случае спешить я не буду. Ведь отец не обозначил точных сроков.

Найденная лазейка порадовала меня, и я воспрянул духом. Но потом я перевел взгляд на мерцающую пластику над головой Санька.

«А сила?» — подумал я.

Я же всегда о ней мечтал. Всего две освобожденные души, и я уже вижу два вида магии. Что будет дальше? Вода? Земля? Телекинез?

Из глубин души поднялась неведомая раньше жажда. Она вспыхнула в голове яркой звездой, затуманив сознание.

Сила! Много силы! Отпускаю умерших, получаю от них магию!

В этот момент меня даже не смущало воспоминание о дикой боли, которая всегда сопровождала этот процесс.

Ха! Справлюсь!

Но следующая мысль быстро охладила мой пыл. На плечи легло понимание, какую ответственность придется на себя взять. Ведь дела мертвых всегда касаются живых.

Взять, к примеру, Евгения Алексеевича. Он не просил мести, а только хотел, чтобы его любимый племянник получил то, что заслуживал. С учетом того, что его убили, должен ли я обратиться к охранке и выдать братьев?

Нет или, да?

Этот вопрос поставил меня в тупик. И все восторженные перспективы грядущего могущества разом исказались. Был ли я готов взять на себя такую ответственность?

Чувство справедливости вышло на первый план и распушило перья, но я постарался отмахнуться от него, уговаривая подождать.

«Нужно обсудить это все с Гретой, она-то точно должна знать, как поступить правильно.» — подумал я.

Значит, нужно идти на Изнанку.

Я вернулся на кровать, лег поудобнее и представил черные силуэты скал и алый туман. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы совершить переход.

Не успел я сделать и трех вдохов в привычном ритме, как перед глазами появилось низкое графитовое небо.

* * *

— Что-то ты зачастил сюда, — недовольно буркнула Грета.

Она, как обычно, сидела на здоровенном валуне и недобро поглядывала на меня.

— Может, я соскучился, — пожав плечами, ответил я, высматривая призрак отца.

— Так, я тебе и поверила. Чего пришел? Опять свои вопросы задавать?

— Интересно же ж. А ты много душ отпускаешь?

— Конечно, это моя, считай, основная работа.

— Сама выбираешь или берешь тех, кто поближе?

— С чего вдруг такие вопросы? — прищурилась она.

— Вдруг есть какой-нибудь план. Мол, за месяц нужно освободить две сотни душ.

— А иначе что? — хихикнула она. —