Шрифт:
Закладка:
Игорь Курчатов
Руководить учёными — особое искусство. Курчатову удавалось добиваться от своих сотрудников фантастической работоспособности только потому, что он сам трудился больше других, без передышки. Это давало ему право «перегружать» всех, кто работал на атомный проект. И — добиваться своего. «Он мог вызвать человека поздним вечером, поручить ему кучу дел, попросив сделать все к утру, и на прощание сказать: «Ну, иди отдыхай». Требовательный, он постоянно был бодр, весел, любил остроту, шутку», — вспоминал Кирилл Щёлкин, один из легендарных советских ядерщиков. Завзятый трудоголик, Курчатов терпеть не мог длинных и пустопорожних собраний, конференций и приемов. Однажды он так разыграл «прозаседавшихся» академиков, что они надолго запомнили шутку знаменитого коллеги. В тот вечер Игорю Васильевичу пришлось выслушать столько длинных докладов, что он вышел в холл и попросил своего охранника добыть в буфете как можно больше пробок от шампанского. Получив несколько десятков пробок, Курчатов проник в гардероб и рассовал их по карманам пальто своих говорливых коллег: «Пускай жены увидят, чем они по ночам занимаются, и устроят им головоломку!»
Вопрос стоял остро: удастся ли Курчатову, работая на износ, дожить до создания бомбы, или здоровье откажет раньше… Курчатовцам удалось на удивление быстро разработать уникальное опытное поле для отработки технологий создания плутония. Это был первый в Европе и второй в мире атомный реактор — Ф-1. Он заработал в Покровском-Стрешневе в конце 1946 года. Для его постройки потребовалось по 50 тонн драгоценного урана и не менее драгоценного графита. Курчатов не отказал себе в удовольствии: сам запустил систему, в которой началась цепная реакция. А через полтора года, отработав технологии, он запустил и оружейный реактор, создание которого потребовало нескольких месяцев перенапряжения. Он заработал на южном берегу озера Кызыл-Таш, на Алтае, далеко от столиц. Именно оттуда советские атомщики получили драгоценный плутоний.
Но это — только начало многолетнего марафона самого дорогостоящего проекта в истории советской науки и оборонной промышленности (известно, что создание ракетной отрасли и космонавтики потребовало куда меньше капиталовложений). Для «укрощения атома» пришлось создавать новые отрасли, новые научные школы, ставить сотни небывалых опытов… На империю Курчатова заработали десятки засекреченных заводов.
Перед страной, погруженной в послевоенную разруху, стояла тяжелейшая задача — и многим пришлось пожертвовать. За несколько лет в СССР не произвели ни одного термометра: на атомный проект ушла вся ртуть. Академик, конечно, знал об этом, и понимал, насколько высоки ставки. В такой ситуации подвести, не выполнить задания равнозначно гибели. Но империя Курчатова работала слаженно.
Первую советскую атомную бомбу назвали РДС-1, официально — «реактивный двигатель специальный». Но в народе популярнее оказались другие варианты — «Россия делает сама» и даже «Родина дарит Сталину». Уинстон Черчилль позже назвал советского атомного первенца не без иронии — «Джо-1». Именно так на западе называли Иосифа Сталина — «дядюшка Джо».
Испытание назначили на 29 августа 1949 года — гораздо раньше, чем предполагали американцы с их шпионажем. На исполинском полигоне под Семипалатинском, в Казахстане. В связи с перепадами погоды, а может быть, из соображений секретности Курчатов в последний вечер перенес взрыв на час — с 8:00 на 7:00 по местному времени. Пошёл обратный отсчёт времени — нервный для всех участников исторического эксперимента. Наконец, в 6: 35 специально подготовленный офицер нажал спусковую кнопку, которая привела систему в действие. Автоматическая система управления, вызывавшая особые волнения Курчатова, не подвела. Ровно в 7 часов состоялся взрыв невиданной силы, который все присутствовавшие запомнили на всю жизнь. Над полигоном поднялся атомный гриб, который можно было увидеть за десятки километров. Вышка, с которой запускали бомбу, превратилась в горстку мусора. Взрывная волна разбросала по степи подопытных животных и специально расставленную технику. Специально построенный городок, выполнявший роль жертвы бомбардировки, превратился в горстку пепла.
В тот день Курчатову трудно было скрыть эмоций. Он ликовал. И в то же время чувствовал, как навалилась усталость нескольких бессонных лет. Кто-то из коллег тряс «Бороду» за плечи, выкрикивая: «Всё!» Игорь Васильевич ответил негромко: «Да, друзья мои. Теперь — всё». Конечно, предстояли не менее важные пуски, сомнения, ошибки, испытания. Уже ждала своего часа почти готовая мощнейшая РДС-2, уже получили курчатовское одобрение неслыханная по разрушительной силе водородная бомба и атомные электростанции. Но курчатовцы уже совершили главное дело жизни: в труднейших условиях они уничтожили американскую монополию на ядерное оружие. Учёные в тот день имели право перевести дух. На Курчатова пролился настоящий ливень наград: Сталинская премия, золотая звезда Героя Соцтруда, автомобиль ЗИС и даже «особняк с обстановкой».
За мирный атом
После 1955 года Курчатова не стали скрывать от научного мира. Он стал наименее засекреченным из учёных, которые занимались столь важными оборонными направлениями науки, — в отличие, например, от Сергея Королёва, о котором страна и мир узнали только после его смерти. Курчатов выступал на конференциях, появлялся на страницах зарубежных СМИ — и, как правило, говорил об антивоенной политике СССР, о мирном использовании грозных технологий. Импозантный улыбчивый бородач стал лицом советской науки. В начале 1950‐х весь мир обошёл курчатовский афоризм: «Атом должен стать рабочим, а не солдатом». В подтверждение этих слов Курчатов предложил, разработал и довел до ума первую в мире атомную электростанцию — в Обнинске. Она дала промышленный ток летом 1954 года. Оказалось, что «использование атома в мирных целях» — это не только пропагандистская фигура речи.
Курчатов призывал и американское, и советское правительства прекратить испытания ядерного оружия, призывал вопреки мнению Никиты Хрущева, тогдашнего кремлевского лидера. В то время академик нисколько не боялся опалы. Мало кто знал, что здоровье Курчатова уже давно дает сбои. Он понимал, что надорвался на атомном проекте, что перегрузки к 50‐ти годам превратили его в преждевременного старика. Но нисколько не сожалел о своей судьбе. Курчатов просто не мог жить иначе — вполсилы.
После двух инсультов он сумел вернуться к научной работе, занимался атомными электростанциями. Все больше времени проводил в больницах и санаториях, но со своими тетрадями не расставался.
Его сердце остановилось во время беседы с соратником по атомному проекту, академиком Юлием
