меня туговато с памятью бывает… – слова соседа оборвались еле сдержанным рвотным позывом. Несмотря на холод, болезненное лицо Пети покрылось испариной, а почти пустой желудок заурчал на весь транспорт. – Док, когда нам уже станет лучше?

– Лучше побереги силы, – на мгновение опечаленно скользнув взглядом по лицу сержанта, через силу улыбнулся врач.

Погладив ткнувшуюся в бедро Элли и собравшись с силами, Николай поднялся с койки и сел на обычную металлическую скамью. Ещё с минуту в голове вращалась карусель, а глубокие вдохи отдавали острыми выстрелами где-то в груди. Тихие переговоры в глубине кузова прервались внезапным ударом по струнам: музыкант ни с того ни с сего начал напевать классический рассказ про одного полковника, приехавшего на фронт со своей женой.

– Ну хорош, договаривались же! – раздался недовольный выкрик из угла справа.

– Да ей богу, мужики! У нас тут весело, как в морге, – опечаленно развёл руками Василий, оглядывая возмущённые лица.

– Побренчишь на ночёвке! У меня дочке учиться надо! – поднялась с места статная дама Ирина, ставшая за последние дни самой известной скандалисткой группы.

– Неужели? И что же она там учит?

– Алгебру! Ты её, видимо, не осилил! – женщина приблизилась и грубо схватилась за гитарный гриф, но на запястье тут же с силой сомкнулась рука музыканта, отталкивая в сторону.

– Ещё раз тронешь гитару…

– Вася! – прикрикнула сидящая рядом супруга. Мужчина осёкся и нехотя отложил инструмент в сторону, чертыхнувшись вслед победоносно воссевшей на свое место Ирине.

Скамья напротив Николая была занята семейством Ерохиных и окончательно влившимся в него Кириллом, они играли в некое подобие пантомим, отгородившись от остального кузова стеной из сумок и рюкзаков. Чуть подальше сидела читающая книгу Люба и устало спящая у неё на плече после непростой ночи Ната. Тут и там занимались своими делами либо же просто прожигали время прочие жители грузовика, ныне носящего гордый номер «два». В дальнем углу, увлечённо нашёптывая что-то на ухо малознакомому рядовому, хихикала Лена, обвившая парня практически всеми конечностями. У самой улицы громогласно храпел Стогов, которого тыкала в плечо дочь, но безуспешно. Николай по привычке сунул руку под одежду, пытаясь нащупать внутренний карман, но пальцы лишь ткнулись в гладкую ткань осенней куртки. Спохватившись, доктор расстегнул молнию потёртой, висящей на груди борсетки, вытащил свёрнутую тетрадь и ручку, закинул ногу на ногу и с головой погрузился в дневник.

* * *

В каждый момент времени существует бесчисленное множество сожалений. Ошибочные решения, несказанные слова и глубоко засевшие обиды. Любой из нас мечтал вернуться в прошлое и поступить иначе: вновь обнять давно ушедших, предотвратить трагедии или, если уж вы совсем лишены фантазии, – разбогатеть на ставках. Опустим парадокс причинно-следственной связи и принцип самосогласованности, которые вообще не позволили бы вам ничего изменить, если только устройство нашей реальности не предполагает мультивселенную. Но если мы погрузимся ещё и в эти дебри, то мне не хватит тетради, а вам – читательского терпения.

Итак! Предположим, вы можете вернуться в прошлое и исправить ошибки молодости. Вы вообще уверены, что действительно захотите сделать это? Ведь в конечном счёте вы стали сами собой не только под влиянием среды, в которой жили, но и в том числе благодаря собственным провалам и неудачам. А в действительности всё ещё серьёзнее: абсолютно каждая, пусть даже самая незначительная деталь, вроде единожды услышанной по радио песни, пускай на кроху, но повлияла на вашу жизнь. Пусть даже на чисто физическом уровне, но оставила свой след. И если подумать об этом, то изменение собственной истории, по сути, ничем не отличается от прямого сведения счётов с собственной жизнью.

Вы, ваша нынешняя личность со всеми мыслями, желаниями и убеждениями, перестали бы существовать при абсолютно любом вмешательстве в прошлое. Как разум, как самосознание вы бы умерли, а по земле ходила бы лишь скорректированная копия: совершенно другой, ничего не подозревающий и не ведающий человек, который, возможно, однажды вообще станет полной противоположностью оригинала. Можете называть это теорией хаоса, эффектом бабочки или многомировой квантовой интерпретацией, как нынче любят всякие околонаучные популисты. Хотя, на самом деле, иронично, насколько много названий выдумали люди для подобных умозрительных экспериментов, не имеющие никакого отношения к жизни в реальном мире.

Как вы могли догадаться, последнюю неделю я особенно много размышляю. Это почти единственное, что остаётся, когда весь день вынужден лежать на койке с иглой в руке. Думаю о своих решениях, и особенно об ошибках. А их было куда больше, чем можно назвать с ходу. Воспоминания о них, подобно тараканам, прячутся в недрах памяти, стараясь не показываться, пока включён свет. И задавая самому себе описанный выше вопрос, я всё ещё не могу дать правдивый ответ. Будь у меня вторая попытка, возможность поступить иначе, найти подходящие слова, чтобы убедить полковника или жителей… Согласился бы я? Глядя на живых людей вокруг, пускай и в этом ржавеющем, грохочущем, металлическом гробу, я продолжаю утешать себя, что если бы поступил иначе – всё кончилось бы ещё хуже, и не спасся бы вообще никто. Спасся… Вот так и выглядит нынешнее спасение: молясь на умирающий мотор, едем по окольным дорогам где-то в Сибирской глуши. Крупные трассы либо разрушены, либо на сотни километров завалены брошенными машинами, в первые часы выкачавшими все запасы топлива на заправках.

К счастью, мы пока не попадали под прямое заражение, но общий фон возрастает с каждым днём, уже даже независимо от осадков. Если повезёт – доберёмся раньше, чем уровень станет критическим. Найти безопасную воду всё труднее. Как и говорил профессор, подземные реки уже полностью отравлены. Мы запасли несколько сотен литров из нетронутого пруда три дня назад, но противный вкус тины не уходит даже после кипячения. Еды осталось на неделю с небольшим. Нам ни за что не перейти горы, если не наткнёмся на какой-нибудь забитый под завязку склад провизии. Да и походное снаряжение раздобыть нужно, если не хотим окочуриться в первую же ночь под открытым небом. Некоторые заключённые-прихожане сильно недовольны, что приходится делиться припасами, и совсем не пытаются скрывать этого, но Варфоломей уверяет, что держит всё под контролем. Верится с трудом… Что ждёт нас впереди, мой читатель? Вы-то наверняка уже знаете ответ, скорее всего, найдя этот журнал на давно истлевшем теле. Берегите себя. Надеюсь, эта запись окажется не последней.

30 июня, Н. Небоходов

* * *

Стемнело особенно рано. Привал разбили прямо посреди шоссе, свалив в кучу припасённые днем ранее, высушенные в кузове дрова. Развёрнутые поперёк дороги машины защищали от пронизывающего ветра и