Это был совсем маленький храм на въезде в Санди. Белые стены его покрылись дорожной пылью, на верхушках невысоких башен сидели вороны и, облюбовав кресты, косились на новых гостей. Вокруг было пусто. Неухоженная трава росла между стыками каменной дорожки, а сорняки обвили бордюры. Виднеющееся неподалеку небольшое кладбище заросло кустами, и могильные плиты скрылись в листьях и колючих ветках. Окна церкви были заколочены досками, лишь один круглый витраж отражал лучи солнца.

— Не стой, Эба, заходи, — подтолкнула мама дочь к деревянной пыльной двери.

Но Эбель, пренебрегая просьбами взволнованной матери, так и осталась стоять на месте.

— Эба! — толкнула ее Шейла вперед. — Живее!

Священник открыл дверь раньше, чем Эбель влетела в нее лбом. Оглядевшись, он схватил мать с дочерью за локти и силой затолкал внутрь. Захлопнул скрипучую дверь и закрыл ее на щеколду, скорее всего понимая, что очередная одержимая может сбежать раньше, чем он закончит священный ритуал.

— Надеюсь, вас никто не видел! — разозлился священник, — Вы еще и опоздали! Не будем терять времени. Пройдемте к алтарю, — сказал он и указал в центр полукруглой апсиды[14].

Там их ждали два аколита[15], правда, больше похожих на охранников из ночного клуба. Высокие, широкоплечие. Сутаны на них трещали по швам, а деревянные крестики на шее, скорее всего, висели лишь для вида. Эбель знала, зачем они тут стоят, поэтому, не боясь, шагнула вперед. Сбежать у нее и правда теперь не получится.

Храм был пуст. Даже не стояли лавочки, на которых по воскресеньям сидели прихожане, слушающие литургию. Не было икон на стенах. Не было свечей и даже исповедальни. Эбель окружил запах ладана. До ужаса противный и тошнотворный.

— Вы говорите, ваша дочь одержима, мисс Барнс?

Священник кивнул аколитам, и те направились к Эбель.

— Да, преподобный. В нее явно вселился дьявол. — Мама сжимала в руках сумку и, боясь лишний раз посмотреть на дочь, впилась взглядом в священника. — Она слышит голоса. Говорит, что видит мертвых.

Два амбала схватили Эбель и подтолкнули к алтарю. Эбель не сопротивлялась. Шла быстрым шагом, чтобы поскорее все это закончить. Сейчас ее будут топить в святой воде, читать молитвы, прикладывать крест к груди и заставлять повторять одни и те же слова, изгоняющие из нее нечисть. Ничего нового. Как обычно — скучно. И мокро. Вот волосы, помытые вчера вечером, было жаль больше всего. Даже больше, чем одежду, которую каждый раз на ней рвали.

— Преклонись перед Господом, дитя! — крикнул священник и спрятал полученные от Шейлы деньги в складках рясы.

Аколиты, повинуясь ему, надавили на плечи Эбель, и та упала на колени. Схватив Эбель за шею, они положили ее голову на каменную алтарную плиту. И это показалось Эбель куда интереснее, чем чан с холодной водой.

Шейла испуганно упала на колени и, достав свой крест, принялась молиться. Все слова Эбель знала наизусть. Мама каждую ночь сидела у двери ее комнаты и, посыпая порог солью (да, она пробовала разные методы), призывала Бога. Но вместо него приходили мертвецы. Садились на подоконник, наблюдали за этим и громко хохотали, мешая Эбель уснуть.

Все шло по привычному сценарию. Разве что священник ошибся в словах молитвы. Эбель для приличия даже несколько секунд дергалась, будто в ней ожил злой дух. Отпугнув двух дебилов, которые точно оставили на ее руках синяки, она скатилась с алтарной плиты и легла на пол. Все затаив дыхание смотрели на нее, и Эбель сделала вид, что весь ритуал прошел успешно, почти что слезно поблагодарив священника.

Правда, все повторилось через месяц. А потом еще раз. И еще. И длилось до тех пор, пока Эбель не оказалась в гробу. И пока на лице Шейлы не появилась блаженная улыбка. Улыбка, которую Эбель видела перед своей смертью.

Вчера Эбель полдня просидела в библиотеке и, ломая голову над диакритикой древнегреческого и поисками убийцы одновременно, пыталась все вспомнить. Ее вновь едва не накрыла паническая атака из-за мыслей, что она все-таки умерла. Успокоиться помогла Соль: пришла как никогда вовремя.

Соль появилась в компании Яра Фэра — кажется, парня с факультета помощников первых лиц. Красивого, высокого и до жути скромного. Он проводил Соль до библиотеки и, несколько секунд постояв у двери, хотел ей что-то сказать, но ушел, так и не решившись. После него остался аромат мужских духов, которыми пропахла и Соль. Яр, похоже, вылил на себя весь флакон, если и вовсе не искупался в парфюме вместо душа.

А потом пришел Ноа. И как бы ни хотелось Соль показать, что настроение ее при виде этого болвана испортилось, Эбель заметила, что сиять она стала еще ярче. Пряча глаза, прикусила губу. Тонкими пальцами изящно убрала прядь волос за ухо. Выпрямилась, демонстрируя хрупкие плечи и длинную шею. Короче, стала вести себя как наивный влюбленный подросток. Ноа вел себя так же. Каким бы мачо, плюющим на чувства других, он ни хотел казаться, его жадный взгляд, направленный на Соль, все сказал за него. И как Ноа нахмурился, когда Соль заплакала той ночью в библиотеке. Как поднял руку, желая ее успокоить, и сам же себя осадил, сделав вид, что чешет голову. Ну и с каким энтузиазмом захотел помочь Эбель.

Вот тут было два варианта. Либо Ноа представил себя Шерлоком Холмсом, либо хотел проводить с Соль больше времени, ведь они втроем договорились встречаться поздними вечерами в библиотеке. Конечно, был еще и третий вариант: Ноа дебил, который сует нос не в свое дело.

Нравилось Эбель вмешательство Ноа или нет, она не понимала. Но внутри стало легче, когда еще одна живая душа узнала правду о ней и тем более согласилась помочь. Если не Ноа, то его брат из полицейского участка точно будет полезен.

В любом случае дышать стало проще. Даже несмотря на то, что Эбель втянула Соль и Ноа в очевидно опасное дело: теперь, если вдруг безумный маньяк убьет двух глупых скур, отвечать за это будет она сама. Но перед тем как сесть в тюрьму за невольное соучастие, она хотела бы получить ответы на все свои вопросы.

Сегодня в комнате было холоднее, чем обычно, хоть Соль и заткнула оконные щели своим шерстяным свитером.