Эбель обернулась и увидела Бенни. Сына мистера Пирсона. Заплаканного, обнимающего свои плечи мужчину с лицом ребенка.

— Привет, Бенджамин. Тебя же так зовут, да? — Она и так знала ответ, но надо же было с чего-то начать.

Эбель двинулась к нему, но он шагнул назад.

— Папа з-з-запретил мне с тобой г-г-говорить.

— Но я… — Она опять шагнула вперед и протянула ему пальто.

— Ух-х-ходи, — обиженно бросил Бенни и, вырвав пальто из ее рук, развернулся, чтобы уйти в сторожку.

— Стой-стой-стой. — Эбель замерла, подняв руки вверх, будто сдается и принимает его правила игры. — А ты и не разговаривай со мной.

— Это к-к-как? — Бенни тоже остановился.

Сильный ветер закружил листья под ногами, и Бенни, забыв про Эбель, словно ребенок, радостно попытался их поймать.

— Давай поиграем. Я буду говорить, а ты отвечать мне с помощью листиков. Если «да», то кленовый, если «нет», то осиновый.

— Д-д-давай! — не успев даже подумать, ответил Бенни.

Он взял в руки красный, изъеденный червями лист клена и маленький желтый лист осины.

— Ты помнишь что-нибудь о дне, когда выкопал меня из земли?

Бенни поднял красный лист и повертел его в руке, рассматривая прожилки.

— А знаешь, как я оказалась на кладбище?

Опять лист клена.

— Меня привезли? Ну, на машине? Или…

Не дав договорить Эбель, Бенни поднял желтый лист, который тоже внимательно рассмотрел.

— Ага, — Эбель заговорила сама с собой. — Ни черта не понятно…

Бенни поднял красный лист.

— Меня хоронил твой отец?

Бенни не ответил. Он кусал губу и смотрел в землю. В его глазах читалась вина. Он явно что-то знал.

— Бенни, меня хоронил кто-то другой?

Он молчал.

— Ты знаешь этого человека?

— Ух-х-ходи! — вдруг вскрикнул Бенджамин и, запихнув листы в карман, быстро зашагал к дому.

Эбель, шлепая по небольшим лужам, попыталась нагнать его, но он уже скрылся внутри сторожки.

— Мне очень нужна твоя помощь! — ударила кулаком по хлипкой двери Эбель. — Прошу тебя!

— Уходи, г-г-говорю!

— Почему папа запретил тебе со мной говорить?

Тишина.

А дождь все усиливался. Капли, которые стали в разы крупнее, застучали по земле. Яркая молния сверкнула в сером небе, и спустя секунды вдали послышался гром.

Ну же, Бенни! Давай! Не тяни ты это чертово время! Скажи все как есть, и я отстану от тебя на веки вечные.

— А если я приведу подругу, то ей ты расскажешь? — Эбель решила, что с Соль Бенни будет дружелюбнее.

— Н-н-нет.

Та-а-ак… уже лучше. В нее уже хотя бы не бросили пренебрежительным «уходи».

— А кому бы ты все рассказал? Может, кому-то из преподавателей? — Эбель, конечно, понадеялась, что услышит имя Кэруэла. — Или директору? — Ее имя она хотела бы услышать меньше.

— Р-р-реджису. Я буду г-г-говорить только с ним.

И небо озарила новая вспышка. Эбель тяжело вздохнула и недовольно топнула ногой. Промокшая насквозь кофта повисла на тонких плечах. Блокнот, в который она так ничего и не записала, размяк. Настроение испортилось. А было лишь восемь утра. Гребаных. Восемь. Утра. И Эбель вместо теплого кабинета философии выбрала сырое кладбище.

— Тогда я загляну к тебе позже, Бенни. Хорошо? — пыталась перекричать дождь Эбель.

И в окне показался красный кленовый листочек.

Эбель пришла на философию в середине урока. И, подсев к Соль, которая быстро убрала свою сумку с занятого для подруги стула, извинилась перед профессором. Тот лишь закатил глаза и что-то пометил в своей толстой тетради.

— Ты куда ходила? — Соль скривила губы, посмотрев на промокшую кофту. — Принимала душ в одежде?

Ноа, сидящий за Соль, наклонился к ним поближе.

— На кладбище, — ответила Эбель.

— С ума сошла? — Ноа выпучил глаза. — После того как смотрителя убили, ты попер…

— Молодые люди, — постучал по столу мистер Хан, — не срывайте мне занятие.

Соль кивнула и виновато опустила взгляд. Как обычно. Эбель уже успела привыкнуть к этому, ведь она делала так всегда, стоило профессору повысить голос или сделать ей замечание. Похоже, каждый такой раз был для Соль стрессом, и после занятия она сразу выпивала стакан горячей воды, чтобы прийти в себя и разгладить морщины, которые, по ее словам, вылезли на ее покрасневшем от стыда лице.

— И что ты узнала? — шептал теперь Ноа.

— Что мне нужен Реджис. — Эбель осмотрела студентов и увидела все факультеты, кроме особо опасных. — Где он, кстати?

— У «красных» занятия с мисс Вуд. Они же у нас особенные. Им философия не нужна, — обиженно пробубнил под нос Ноа.

— Какая пара следующая?

— Сколько раз мне нужно сделать вам замечание?! — вновь разозлился профессор.

Соль опять извинилась за всех троих, хоть и сидела все это время молча.

— У меня риторика. У «фиолетовых» какая-то там тактика. У «белых» — понятия не имею. У вас вроде садоводство. Или хрен знает, какой еще предмет поможет вам освоить свой дар и помочь людям в городе.

— У «белых» лекарское дело, дебил. У нас вообще нет садоводства, — прикрывая рот рукой, шепнула Соль.

— А у «красных»? — Эбель почти свыклась со сленгом этой академии.

— Они весь день будут с Деборой. Их всего-то пара человек, поэтому у них индивидуальные занятия.

— Нет! — крикнул профессор. — Ну вы посмотрите на них!

Но студентам было плевать. Никто на них не посмотрел.

— Еще раз сделаю вам замечание — и вылетите из класса. Сразу на отчисление.

— Никого отсюда не отчисляют, — шепнул девочкам Ноа.

Но профессор его не услышал и продолжил свой урок в воцарившейся тишине.

Эбель провела в этой академии чуть меньше недели и только сейчас начала понимать, зачем нужно было распределение на факультеты. У всех были общие пары и раздельные. На последних студентов готовили к будущей работе. Рассказывали, что им придется делать и как угождать тем, кто будет их ненавидеть, — людям, презирающим