Это больно укололо меня. Аматерасу была одной из немногих, кто хорошо относился ко мне. Приютила меня в своей Долине Небес, а теперь испытывала ко мне брезгливость. Я искренне не понимала, чем заслужила такое к себе отношение.

– Ты достаточно сделала, Мизуки. Смирись с тем, что Мандзю больше нет. Ты не слишком берегла его при жизни. Так отнесись к нему бережно после смерти, дай ему спокойно уйти. В этом теле больше нет Мандзю. Его дух ушел. Так потрудись, чтобы он отправился в Ёми со всеми почестями, а не блуждал во тьме небытия непогребенный. Мандзю предстоит долгий путь. Собери для него еды. А я пойду, пока два мира не лишились солнечного света. Нам достаточно было трех дней дождя и твоего воя.

Прежде чем уйти, Аматерасу обратилась к тенинам:

– Призовете меня, когда все будет готово. Хочу лично проводить этого несчастного в вечность.

Природные духи безмолвно поклонились и продолжили мастерить лодку. Я же вернулась в минка, склонила голову над Мандзю и прижалась губами к его лбу.

– Я не хочу отпускать тебя, любимый. Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну. Вернись, заботься обо мне, как прежде. И я окружу тебя своей любовью. Я буду служить тебе так хорошо, что ты даже не вспомнишь Сягэ. Молю, не оставляй меня. Вернись, прошу, пойду за тобой куда захочешь… – Я смотрела на его сомкнутые веки в надежде, что все это все-таки сон и вот сейчас Мандзю смилостивится надо мной и откроет глаза. Но все тщетно. В его бездыханном теле не было ни капли жизни. И тогда, совсем отчаявшись, я прошептала ему на ухо: – И даже в Ёми спущусь за тобой, лишь бы быть рядом.

Вспомнив наказ Аматерасу, я вышла из палатки и отправилась разжигать огонь под плоским камнем, на котором Мандзю готовил еду для меня. Пришел мой черед готовить для него.

Рыбу наловила в том самом озере, у которого провела ночь, изнывая от ревности, когда Мандзю и Сягэ наслаждались друг другом. Ее я приготовила на пару, начинив рыбье нутро кислыми ягодами и душистыми травами. Нарезала каштаны и приготовила их с рисом. Вспомнила, как Мандзю угощал меня каштановым печеньем, и напекла немного прямо на камне, полив его предварительно маслом. Вина у меня не было. После смерти Сягэ его никто не готовил и не пил. Я решила раздобыть его у смертных. Прежде чем спуститься с Долины Небес по плавучему небесному мосту Ама-ноукихаси[33], украдкой понаблюдала за двумя тенинами, которые строили фунэ для последнего путешествия Мандзю. Они были прекрасны. Тонкие черты их лиц притягивали. Хотелось смотреть, не отрывая глаз. Но до Мандзю эти двое все-таки недотягивали. Не было в них ни капли тепла, ни дружеского участия. В тех редких взглядах, которые они бросали в мою сторону, когда я возилась у костра, не было ни капли сострадания ко мне и моему горю. Они не желали меня утешить добрым словом или как-то проявить дружелюбие. Холодная бездушная отстраненность была не только в лицах тенинов, но и во всем, что они делали. Будто кто-то заморозил их в ледяных снегах на вершине горы. Я никогда не смогла бы полюбить их, как Мандзю. Мне пришла в голову мысль, что это Аматерасу приказала не общаться со мной. Но я гнала ее прочь. Не могла я так прогневить богиню. Я не делала ничего плохого и честно выполняла свой долг перед ней.

Ама-ноукихаси быстро переправил меня к смертным. Я оказалась в городе Нанива[34] у ворот императорского дворца. Обернувшись невидимкой, я проникла на кухню. Мне повезло. У огромного очага стоял грузный повар, который готовил обед для императорской семьи. Деревянной глубокой ложкой с длинной ручкой он помешивал что-то в донабэ. Огромный горшок источал ароматный пар и щекотал мои ноздри. Я вдруг вспомнила, что не ела вот уже несколько дней. Напитавшись исходящими от горшка ароматами, мой живот заурчал так громко, что повар вздрогнул. Он обернулся по сторонам и, никого не увидев, пробормотал:

– Кто впустил на кухню собаку? Опять она?! Еще и рычит. Где ты прячешься? – Повар наклонился и поискал по углам, но никого не нашел. Чтобы не попасться ему под руку, я отошла к окну. Мой живот снова зарычал, требуя хоть немного еды. Зрачки толстопузого расширились, и он отчаянно завертел головой. На глаза ему попалась бамбуковая палка, стоявшая у стены. Недолго думая, бедолага схватил ее и потряс в воздухе. – А вот я тебя сейчас проучу. Я тебе покажу, как таскать у меня еду, предназначенную для самого императора!

Повар вылетел из кухни в поисках донимавшей его собаки, оказав мне услугу. Не теряя ни мгновения, я схватила со стола один токкури с сётю, второй с ягодным вином. Моя рука не дрогнула, и я забрала миску с мисо[35] и шесть сладких рисовых пирожных. Я решила разделить их поровну: три положу в лодку Мандзю, а три съем сама. Все это я спрятала в длинных рукавах своего кимоно и собралась было уходить, но меня задержал стук маленьких гэта. Тихо смеясь, на кухню забежал маленький мальчик лет пяти, приманивая с собой небольшую собачку. Он прикладывал пальчик к губам, моля своего друга не лаять. Собака высунула язык, лизнула малыша в ладошку и послушно молчала. Коротколапая, с бело-коричневой шерстью и круглой мордой, похожая на тануки[36] приятельница по шалостям села у ног маленького хозяина в ожидании лакомства. Мальчонка озирался по сторонам и, не обнаружив повара, схватил со стола два рисовых пирожных. Одним он поделился с собачонкой, второе отправил себе в рот. Я посмотрела на осиротевшую подставку, на которой заметно поубавилось лакомства. Сладким мальчик не ограничился: стащил небольшую жареную рыбешку и кинул ее своему товарищу на пол. Собака не растерялась и мгновенно проглотила подаренное угощение.

Насытившись, животное принюхалось и зарычало. Дрянная псина учуяла меня и со звонким лаем кинулась в мою сторону. Испуганный мальчик, которого вот-вот застанут на месте преступления, подбежал к взбесившейся собаке и начал оттаскивать ее от меня. Оставаясь невидимой, я попятилась к двери, чтобы сумасшедшая псина не выдала моего присутствия.

– Да на кого ты лаешь? – шикал на беснующуюся собаку малыш.

Он тщетно всматривался туда, куда лаяло животное, но не видел ничего. На мгновение наши глаза встретились, и мне показалось, что я откуда-то знаю этого ребенка. Помотав головой, я стряхнула с себя его взгляд и