Пошарив по полкам, Сашка вытащил заветную жестяную банку с темно-зеленой этикеткой. Открыл морозилку — на дне камеры радовали глаз два увесистых пакета пельменей, которые они налепили с Надеждой Викторовной, матерью Олега. Да, главное — чтобы были пельмени. И салат из морской капусты.

Позавтракав, вспомнил, что обещал сходить в парикмахерскую, давно он там не был, последний раз — в детском доме. Сашка провел пятерней по отросшим белобрысым волосам, надо идти. Взял с тумбочки деньги и телефон, который ему подарил Максим — маленький, уже не новый, но в рабочем состоянии. Нормально. На кухне намазал кусок хлеба жирным слоем сливочного масла. В прихожей прихватил ключи, и вышел из квартиры.

Сашке нравился район, где он сейчас обитал. Современный, с высотными зданиями. В поселке, где он прожил свои нехитрые двенадцать лет, самым высоким зданием был трехэтажный дом местной администрации. А здесь все по-другому. Впереди, из кустов вынырнула собака и завиляла хвостом, точно включенной электрической метелкой.

— Пахом Собакеныч, держи, — мальчишка потрепал пса по загривку и протянул ему бутерброд с маслом.

Парикмахерская находилась неподалеку, в пяти минутах ходьбы. Очередь была небольшая, два человека, и через несколько минут, по отросшим Сашкиным волосам застрекотали ножницы. Выйдя из салона, мальчишка вспомнил, что здесь недалеко есть большой торговый центр. Несколько дней назад он там был, вместе с Максимоми Олегом. Его новые джинсы, пара футболок и кроссовки как раз оттуда.

Центр был огромный. Стеклянная крыша висела куполом, бесшумные эскалаторы поднимали с этажа на этаж, вокруг сверкали прозрачными стеклами бесконечные бутики. Впрочем — это ерунда, что он там не видел. А вот игровой зал со стрелялками и плазменными экранами, на которых неслись спорткары, управляемые игроками, вызвали в душе восторг.

До обеда — вагон времени. Сашка почесал нос и навострил лыжи в сторону центра. Тропинка шла вдоль забора старого стадиона, где они с ребятами метали ножи.

За спиной послышался тихий шелест автомобильных шин, хлопнула дверца. И только тут Сашка почувствовал укол, сигнал тревоги. Пацан резко обернулся. И увидел Владлена. Опекун!

Тот уже обогнул машину и уверенно шел в его сторону. Сашка не понял, какая сила подстегнула его. Он рванул со всех ног.

— Стой! — Крик в спину только прибавил скорости. Впереди, через сотню метров начиналась автострада. Там люди…

И некстати, или наоборот, кстати, в голове пронесся эпизод двухмесячной давности, когда он в первый раз совершил попытку к бегству. Тогда он так же рванул к людям, выскочив из автомобиля, а опекун заорал:

— Держите пацана, вор!

Кто-то оглядывался и отворачивался, другие с насмешкой смотрели на Владлена — связался с пацаном? Лох. Были те, кто с тревогой наблюдал неприятную картину и, приняв сторону Сашки, уступали ему дорогу. Но нашелся тот, кто вцепился в мальчишку. Дождался, когда подбежит опекун и отдал ему вырывающегося подростка… Вспомнил, и в панике замедлил шаг.

Совсем рядом темнела дыра в заборе сперегнутыми в разные стороны металлическими решетками. Сквозь темнеющий провал проросли молодые ветки кустарника, и сейчас это был единственный путь, где можно схватиться за соломинку.

Хватай, Сашка, хватай, если не хочешь назад, в подвал, где для тебя стоит клетка.

Шаги были рядом, и пацан нырнул между прутьев. Мужчина не отставал, мальчишка слышал его дыхание. Разросшийся кустарник задерживал, цеплял, хлестал по лицу. Сделав последний рывок, он вырвался из зарослей и рванул…. Но, точно провалился в густую, вязкую тину. Пространство заволокло туманом.

В спину ударил кнут. Он знал его — тонкий, светящийся, обвивающий, словно змея. Сашка в последнюю секунду дернул ладонью и, как учил Максим, на лету перехватил рукоятку ножа. Метнуть он не сможет — светящаяся удавка уже опоясала его по рукам, но перерезать «гадюку» вполне осуществимо. Мальчишка просунул лезвие между кожаных переплетений и с натугой рванул. Порванный кнут взвился змеями, издавая истошный крик и опадая на землю.

Сашка отскочил, но туман по-прежнему застилал пространство, опутывая, связывая ноги, забиваясь в глаза, нос. Мальчишка попытался расширить обзор видимости и помахал своим ножом, который слегка мерцал, но сделал еще хуже, тем самым обнаружив себя.

Опекун вынырнул из-за спины и перехватил его руку.

— Ну вот, мальчик, ты опять со мной.

Сашка дернулся, пнул его по ноге, а потом со всей злостью, сколько у него было, вцепился зубами в чужое запястье. Опекун хрипло прорычал и с силой залепил затрещину, но руку не выпустил.

— Гаденыш!

Вновь занес руку для удара. Но неожиданно застыл. Его туман, наведенный заклинанием, начал таять, и сквозь ее пелену пробился настойчивый собачий лай. Туман растворялся на глазах, как сахар в кипятке. Мужчина дернулся и ослабил хватку. Пацан рванул на звук. Закричал, и увидел пса.

Пахом Собакеныч в прыжке бросился на опекуна, навалился и зарычал — гулко, утробно. Шерсть вздыбилась, из распахнутой пасти показались клыки, неестественно крупные, а глаза сверкнули бешенными бликами. В их глубине мелькнул знак. Опекун дернул головой, попытался освободиться, но вдруг вскрикнул, иобмяк.

Туман растворился. Сашка неуверенно сделал шаг. Глаза Владлена закатились, так, что были видны только белки. Он затрясся и беспомощно открыл рот.

— Пахом, идем.

Пес мотнул головой, встряхнул шерстью и удивленно, жалобно заскулил. Сашка, успокаивая, потрепал его по загривку.

— Идем, говорю тебе, за мной.

Они побежали, рядом, не отставая друг от друга. За территорией стадиона, мальчишка вытащил телефон и набрал Янкин номер.

— Твой учитель еще хочет меня увидеть? Меня тут чуть не сцапали.

Подбежав к подъезду, где жила девчонка, вдруг обнаружил, что пес исчез. Как провалился куда-то. Мальчишка нахмурился, покрутил головой. Ладно, если Пахом так решил, то это его дело. Еще встретятся.

Поднявшись на лифте, позвонил в дверь.

— Проходи, — махнула рукой Янка.

Из прихожей, в ее комнату вела распахнутая дверь. Сашка заметил, что с компьютерного стола, на диван спрыгнула темно-бурая обезьянка.

Игрушка, самая настоящая!

Примерно такая же была у него в детском доме, только немного поменьше… И не такая живая! Можно сказать, совсем не живая. Мартышка скорчила морду и помахала лапкой. Мальчишка почувствовал, как у него предательски дрогнули ноги. После всего, что с ним произошло, и увидеть такое! Это называется — добить.

Пацан опустился на табуретку, стоявшую у стены, и тихо попросил:

— Ян, дай водички, если не трудно.

Вахибей сочувственно вздохнул.

— У парня выдался тяжелый день.

— Мурза, день только начался.

— Вот и я о том же. А что дальше будет?

Сашка взял протянутую кружку и