Тут капитан заметил направленный на него с другого края лагеря и обещающий проблемы взгляд графа. Он тут же сменил тему:

– Ладно, чего языками молоть, пошел я… А то без меня опять все сделают неправильно… через одно, кхм, лошадиное место, откуда появляются жеребята!

Наконец все уселись верхом и двинулись в путь.

Уильям с трудом вскарабкался на Серебрушку, погладил ее и последовал за остальными. Он искал глазами Йеву. Когда она встретилась с ним взглядом, то поначалу ласково улыбнулась, а потом на ее лицо неожиданно легла тень и она отвернулась. В непонимании, что происходит, рыбак хотел было нагнать графскую дочь и через боль заторопил кобылу, однако его намерения предвидели. Йева поравнялась с отцом.

Уильяму пришлось отступить.

Потом он заметил Леонарда, его будто изрытое красными рубцами лицо, кривой нос, а также отвисшую челюсть и некоторое время разглядывал его с сочувствием. От этой довольно изящной, редкой для филонеллонцев красоты не осталось и следа – река стерла все. Впрочем, скоро Лео проехал мимо Уильяма, поглядел свысока, без толики благодарности, и тоже потянулся вслед за графом. На его плече сидел Таки-Таки, который успел вовремя покинуть хозяина перед падением в реку. Периодически ворон глухо каркал, однако за это только получал по клюву от раздраженного хозяина.

* * *

Ближе к вечеру Уильям слегка подстегнул свою серую кобылу, чтобы догнать герцога, который тоже ехал позади. Герцог замедлил коня. Понимая, что его хотят о чем-то расспросить, он поглядел со своей привычно-обаятельной улыбкой, делавшей его лицо довольно приятным.

– Господин Донталь, – тихонько обратился к нему рыбак, верхняя часть головы которого была замотана повязкой с мазью. – А можно спросить вас о суде?

– Вам до сих пор не рассказали?

– Только в общем, но хотелось бы узнать подробнее. – Уильям с любопытством взглянул на герцога. – Граф, как мне показалось, не любит общаться на эту тему, и я побаиваюсь беспокоить его.

– М-м-м… Вы думаете, здесь, в самом хвосте, граф вас не услышит?

Герцог задорно улыбнулся, почесал подбородок и выглянул вперед. В это время Филипп развернул своего коня, который достался ему от оруженосца, поравнялся с беседующими и печально заметил:

– Увы, я слышу все, порой сам того не желая. Что конкретно ты хотел узнать?

Уилл смутился.

– Как все будет проходить, господин? Осталось всего лишь четыре дня до суда… А я до сих пор ничего не знаю…

– Три дня, – подправил деловито Горрон. – Филипп, друг мой, твой подопечный желает все знать.

– И имеет право, – выдохнул тот. – Уильям, суд начнется, когда хозяин Молчаливого замка, Летэ фон де Форанцисс, решит, что собрались все те, кто должен был явиться.

– А как он это узнает? – удивился рыбак.

– У него есть возможность звучать в наших головах, так что про суд уже узнали все. Сир’ес Летэ всегда в курсе, где находится каждый из нас, потому что мы повязаны одной клятвой. Если он почувствует, что кто-то в пути, то мы будем ждать.

– А что потом?

– Суд начнется с обряда памяти. Тебе дадут выпить Гейонеша – это напиток из редких трав, смешанный с кровью тех, кто будет на суде, а также заговоренный демонической речью. После него твое тело ослабнет, но все, кто выпьют твою кровь, увидят воспоминания. Процедура крайне неприятная, скажу сразу.

– Значит, я увижу воспоминания старейшин, чью кровь добавят в напиток? – с изумлением спросил Уилл, представив, как смешаются чужие воспоминания.

– Нет, не увидишь. А потом, скорее всего, потеряешь сознание, потому что эта процедура крайне неприятна, как я и говорил. А я выступлю… выступлю с просьбой узаконить тебя. После голосования будет вынесен вердикт, – подытожил граф.

– То есть все решится без меня? – встревожился Уилл.

– Все правильно, – подтвердил Горрон, потом добавил с легкой иронией: – Но не переживайте, о вас же позаботится не кто иной, как сам граф Тастемара. Правда же?

– Правда, – ледяным голосом отозвался Филипп, который выдержал преданный взгляд своего подопечного. Однако потом он все-таки отвел глаза: – Поэтому, Уилл, тебе нужно будет осушить человека за пару дней до суда или даже ранее, чтобы тебя не стошнило после Гейонеша. По словам прочих, он весьма гадок, напоминает кровь разлагающегося мертвеца…

– Спасибо вам, господин! – сказал Уильям, а чуть погодя с опаской шепнул: – Но почему вы так спокойно говорите об… убийствах, если рядом люди?

Герцог и граф переглянулись. Лицо первого расползлось в хитрой улыбке, отчего он стал напоминать матерого лиса.

– А вы не замечаете, как на нас странно смотрят все вокруг? – вкрадчиво поинтересовался он.

Уильям повертел головой; и действительно, впереди едущие гвардейцы оглядывались и заинтересованно прислушивались к их разговору, будто не понимая, что происходит. Ни у кого на лице не было ни капли ужаса после фраз об иссушении людей.

– Что… но почему? – искренне удивился Уилл.

– Мы говорим на другом языке, – впервые за весь день Филипп улыбнулся.

Уильям замолк, задумался и пробормотал последние слова. Его лицо вытянулось, побелело, а он снова повторил эту фразу. На его пораженную физиономию весело поглядывали двое старейшин.

– Видите ли, юноша. – Горрон решил все объяснить. – Ваше мнение о даре, который вы вчера охарактеризовали «заживает как на собаке», – это всего лишь следствие вашего незнания! Вы, как я понял, полагаете, будто мы от обычных вампиров отличаемся лишь невозможностью умереть. Правильно?

– Ну да… И невозможностью зачать дитя.

– Вовсе нет! Дар – это нечто вполне себе осязаемое и, возможно, способное мыслить, ибо ему подвластно противиться переходу из одного сосуда в другой. Наш дар – это наследие древних эпох! Дар – это реликт, старший демон, как его называют южные маготворцы. Да, Филипп? Я же не ошибся?

– Да, – усмехнулся граф, – по крайней мере, так утверждал тот демонолог, который около ста лет назад явился ко мне, думая, что я помогу ему добраться до Дальнего Севера. Говорил о каких-то величайших озерах магии, сокрытых в темных пещерах. И имя у него было такое чудное, истинно южное… Бабабоке, что ли. Увлеченным он был человеком, страстным, хотя и слишком самоуверенным…

– И что вы с ним сделали? – спросил Уилл.

– Убил, конечно! И вышвырнул с балкона в Брасо.

– А кто еще причисляется к реликтам? – вновь осторожно поинтересовался Уильям.

– Не знаю, – граф быстро качнул плечами.

– Мы, старейшины, не рады магам с Юга, поэтому долгой беседой их обычно не удостаиваем. Именно поэтому не подкованы в вопросах классификации, – добавил к сказанному Горрон. – Предполагаю, к нам, реликтам, относят еще старших оборотней, обитающих в горном Филонеллоне, фениксов и вроде бы то морское чудовище, что живет в Ноэле. Так с ходу и не вспомнить… Да и одним велисиалам известно, кого они там насоздавали! Но суть в том, что мы носим в себе дар, помнящий времена Слияния и самих велисиалов, поэтому мы знаем демонический язык – Хор’Аф.

– То есть когда я стал старейшиной, то узнал Хор’Аф?

– Да. Он в вас, в вашей крови! И на обряде мы уже со знанием языка посмотрим, каким было завещание Гиффарда. Вы ведь не поняли тогда сказанных им слов, потому что были еще человеком. Правильно? А он произнес, как водится, завещание именно на Хор’Афе.

– Теперь я начинаю понимать, – кивнул Уильям. – Но кто такие велисиалы, о которых вы говорите?

– О-о-о! – весело нахмурил брови герцог Донталь. – Это те, кто явился в наш мир из своего мира Хорр. О них говорится в легендах шиверу, белоголового народа, который встретил их на пороге этого мира. Позже эти легенды просочились в другие народы, где велисиалов прозвали уже иначе: скитальцы, джинны, первые демоны, хозяева конструктов…

– Погодите! Конструкты?! Кажется, про них говорил тот южный маг Зостра.

– Да-да, некоторые маги верят в сказки, будто если обнаружат конструкты этих велисиалов, то те станут им служить. Порой эти конструкты еще лампами зовут… Но глупости это все! Вот вы бы стали служить какому-нибудь олуху, обладая почти безграничной силой? – И Горрон весело рассмеялся.

– Конечно же, нет! – так же весело улыбнулся Уильям.

– А вот человечки любят посочинять различные сказки, в которых укрощают могущественных демонов, свергают их, заковывают цепями, заставляют служить во имя корысти победителей! Мне кажется, таким образом они пытаются успокоить себя, что на нас есть управа. Это помогает им жить свою серую скудную жизнь и находить утешение в трактирных россказнях о какой-нибудь найденной лампе джинна или пойманной в уздечку кельпи.

Едущий рядом Филипп вдруг