Мурзилка, спрыгнул с плеча, подбежал к ближайшей кадке и начал там рыть.

— Прекрати! — тихо зашипел я. — Заметят!

Кот посмотрел на меня, показал зубы и продолжил рытьё.

— Ну, я тебя…

За спиной послышались звонкие шаги. Ёшки-матрёшки, кто-то идёт! Я схватил возмущённо мявкнувшего кота и метнулся за раскидистый фикус.

— Тихо, — шёпотом приказал я ему, — ни звука.

Мурзилка послушался и затих.

Цок-цок-цок. Мимо прошёл мужчина в гражданском платье и остановился у одной из дверей. Постучал три раза и приоткрыл створку.

— Занят, Михаил Никитич?

— Входи, Никита Никонович, входи, ради тебя перерыв сделаю.

Оба голоса звучали по-стариковски надтреснуто. Старые кадры собрались на ночное совещание? Однако, традиции ведомства не меняются от века в век — люди работают на износ, скажем без ёрничества.

Никита Никонович проскользнул в кабинет и прикрыл за собой дверь. На мою удачу, не слишком плотно, так что осталась маленькая щёлочка. На цыпочках я подкрался к двери и прислушался.

* * *

— …наливай, Никита Никонович. Почаёвничаем, как в старые времена.

— Налью, что же не налить. Совсем ты плохо выглядишь, Михаил Никитич, краше в гроб кладут.

Послышался тяжёлый вздох.

— И хотел бы здоровее, да не выходит. Даст бог, Шувалов обещание выполнит да отпустит меня на богомолье.

— Дай-то бог, чай не на гулянку просишься.

Некоторое время звучал только тихий звон чашек.

— Кого вместо тебя поставят, Михаил Никитич?

— Я на Шешковского представление сделал. Сам знаешь, человек он дельный, и Шувалов на него ровно смотрит.

— Дельный, согласен. Где он, кстати? Почитай, уж вторую неделю не видно.

— В Муром его послал, за одним человечком. Ты Кощея застал?

— Видел, раз или два. Не по чину мне было с ним работать, высокого полёта птица.

— Это да, знатный был мастер, — невидимый хозяин кабинета цокнул языком. — Жаль, рано на покой ушёл.

— Так уж и сам, — усмехнулся голос в ответ.

— Ясное дело, что ушли его, а не по собственному желанию. От этого ещё жальче — начальство дело хочет, а работать некому.

Повисла пауза. Только слышался звон чашек и шелест бумаги.

— Да… А Кощей в этом годе помер, земля ему пухом. Вот за его наследником я Шешковского и отправил. Взять по-тихому да присмотреться.

— Доброе дело, доброе. К нам его устроить думаешь?

Хозяин кабинета неприятно усмехнулся.

— Не дадут, Никита Никонович. С самого верха его затребовали, на беседу, вроде как.

— Она?

— Угу. Сама захотела с ним поговорить. Злопамятна Матушка, сам знаешь — Кощей вывернулся, так она на родственнике отыграется.

— Жаль, Михаил Никитич, очень жаль.

— Вот я и говорю: буде Матушка его прижмёт, надо дружеское плечо подставить, помочь человечку. Вроде и не чужой нам по Кощею, поддержим. А там, глядишь, и к делу пристроим.

— Вот за что уважаю тебя, Михаил Никитич, что наперёд на десять шагов видишь. Эк завернул, а!

— Не льсти, Никонович, хватает лизоблюдов. Я тебе тоже приятственность приготовил. Готовься, дадут чин коллежского секретаря и место в Сибирском приказе. Сдавай дела да переходи туда — должность не пыльная, отдохнёшь от нашей лямки.

— Удружил, ох, удружил, Михаил Никитич! Как боженька в лобик поцеловал!

— По делам воздаю, не за красивые глаза. Сына твоего тоже пристрою, как и просил, — для начала копиистом пусть послужит.

— У нас?

— А где ещё? Не в Морскую коллегию же его отдавать!

Оба громко засмеялись одному им понятному юмору.

— Вот ещё что, — хозяин кабинета резко стал серьёзным, — пока не перешёл в Сибирский приказ, подними-ка бумаги по Голицыну.

— Проштрафился князюшка?

— Зарывается больно. — Послышался ещё один смешок, пробирающий холодом до костей. — Надобно внушение сделать. А коли не поймёт, так и правёж учинить.

— Сделаем, Михаил Никитич, в лучшем виде.

— Возьми. — Тихий шелест бумаги было еле слышно. — Посмотри на досуге. Ежели будут дельные мысли, запиши да подай мне докладную. Ладно, не буду тебя держать, и так допоздна засиделись.

Скрипнул по паркету стул, и я кабанчиком переметнулся обратно за фикус. А через пару минут из кабинета вышел Никита Никонович. Лицо его я не разглядел, но походку на всякий случай запомнил.

Пока шаги затихали где-то в коридорах, я обдумывал услышанное. Интересные, однако, дела. Кощей, значит, любимый дядюшка? И это мне собираются подставить плечо, если попаду под монарший гнев, так? Учтём на будущее. Пожалуй, карьера в Тайной канцелярии не такая уж и плохая судьба. Но лучше без этого обойтись — на вольных хлебах мне нравится гораздо больше.

* * *

Из кабинета не доносилась ни звука, и я решил возвращаться в свою “камеру”. Погулял и хватит, исследование особняка продолжу завтра. Я спустился на пустой первый этаж, прошёлся по коридору и вышел к парадной лестнице.

Увы, удача мне изменила. Часовые снова стояли по стойке смирно, и проскользнуть незамеченным было невозможно.

Не успел я придумать хоть что-то, как Мурзилка спрыгнул с рук на пол. Задрал хвост трубой и гордой неторопливой походкой двинулся к часовым. Остановить кота я не успел.

— Мяу!

Мурзилка потёрся о ноги ближайшего часового.

— Брысь, — сдавленно прошипел тот.

— Мяу!

Кот перебежал ко второму солдату.

— А ну, пшол отсюдова!

— Не трогай его, Демьян. Мож, это начальство принесло, мышей гонять.

— Мяу!

— Брысь, тебе говорят!

Пока часовые развлекались, я пересёк открытое пространство и укрылся за колонной. Фух! Пронесло.

Шёпотом я сказал “кис-кис” и двинулся к лестнице в подвал. Зная Мурзилку, могу точно сказать — он мой голос услышит и прибежит. И точно — уже внизу кот догнал меня и потребовал взять на руки.

— Если будешь всё время на мне ездить, разжиреешь, как боров, — высказал я Мурзилке, но отказывать не стал. Заслужил, чертяка!

В подвале, как мне показалось, стало ещё холоднее. Даже изо рта вырывался парок, едва видимый в свете разряженных светильников. Ерунда — сейчас приду к себе в “нумера”, там и отогреюсь. Съем ужин и завалюсь спать, оставив обдумывание на завтра. А вот с утра на свежую голову вспомню подслушанный разговор и поразмыслю, как его использовать.

— Шшш!

Мурзилка, только что лежавший спокойно, впился в рукав когтями, выгнул спину и зашипел. Всего на секунду раньше,