Пожалуйста, позови дедушку. Приехал корреспондент из газеты.

О л я (пошла, потом остановилась). Неужели без вас не разобрались бы?

А р т е м о в. То есть… в каком смысле?

А н н а. Оля, перестань.

Оля уходит в сторону сада.

Ваш друг не тот ли скульптор, который так лихо сработал памятник моему отцу? (Показала на ящик внушительных размеров, заботливо укрытый толем.)

А р т е м о в. Вы знакомы с Вадимом?

А н н а. Понаслышке. Только и разговоров в округе, как дед Скобарь купил себе памятник за баснословную сумму.

А р т е м о в. Скажите, где я могу отыскать председателя колхоза?

А н н а. Лето — время чумное для него. Здесь подождите. Алексей обещал заехать.

А р т е м о в. Вы его сестра?

А н н а (внимательно посмотрела на него). Младшая.

Во двор со стороны проулка входит  З а х а р о в а, за ней с кнутом в руках идет  Г о н о к  И г н а т  П о л и к а р п о в и ч.

З а х а р о в а. Анюта, солдат наш не появлялся?

А н н а. Только что где-то рядом был, Варвара Степановна. Он отца искал.

Захарова уходит в сторону сада.

Г о н о к (приподнимая кепку). Доброго здоровьичка, Анна Васильевна! Как отдыхается в родимых краях?

А н н а. Вашими молитвами, Игнат Поликарпович.

Слышен голос Захаровой: «Матвей, Матвей, вернись!»

Г о н о к. А я вот, значит, Родиона сейчас повстречал. Поговорила бы ты с племянницей, Анна Васильевна, что ж это она мужика так доводит? Он, бедолага, бросил свой КамАЗ за деревней, а сам сидит с бульдозеристом и шампанское глушит. Отберут права, доиграется.

А н н а. Не люблю вмешиваться в чужую жизнь и вам не советую. Извините. (Уходит в дом.)

Г о н о к. Не твоя ли машина за деревней со спущенным колесом стоит?

А р т е м о в. Имел удовольствие гвоздь поймать.

Г о н о к. Бывает. Дразнят-то как тебя?

А р т е м о в (не понял). Простите?

Г о н о к. Звать-величать, говорю, как?

А р т е м о в. Максим Аверьянович.

Г о н о к (подал руку). Будем знакомы. Гонок. Игнат Поликарпович. Скобаря-то самого уже видел, нет?

А р т е м о в. За ним пошли.

Появился  М о т я — крадется вдоль стены дома. За плечами у него болтается старенькая гармошка.

Г о н о к (сидит за столом, не меняя положения). Вот он, милок… Его шукают, а он — вот он. Эй, Мотя!..

Мотя вздрагивает, бросается бежать.

Куда?! (Вскинул кнут, как ружье.) Стой! Хенде хох!..

Мотя замер, медленно поднимает руки.

Г о н о к (подошел к нему, повернул лицом к дому, руки положил на стенку). Так-то оно лучше. (Кричит в сторону сада.) Варвара, принимай гвардейца! (Вернулся к столу.) Родька говорит, вроде бы ты корреспондент из области? Врал, поди, нет?

А р т е м о в (недослушав). Корреспондент. Знаете, мне кажется, ему так трудно стоять.

Г о н о к. Убежит, потом лови его.

З а х а р о в а (торопливо входит во двор). Та пойдем, пойдем, горе ты наше горькое, накормлю хоть…

М о т я (стащил с седой головы шапку, виновато мнет ее). Мария, отпусти меня, а? Мария, надо… Как же можно Россию-то отдавать, Мария? Отпусти, а?

З а х а р о в а. Та стоит она, твоя Россия, господи, стояла и будет стоять, родимая, что с ней сделается!.. (Повела его со двора, обернулась.) Игнат Поликарпович…

Г о н о к. Одна поезжай, Варвара, я Скобаря дождусь, дело у меня до него. Антонине моей скажи, пешком вернусь.

Захарова уводит Мотю.

Всех баб и девок Мариями зовет. Невеста у него, наверное, была — Мария. Беда и только!.. Я тебе вот что скажу, дорогой товарищ: не по адресу прибыл. Это я, по поручению возмущенной общественности, сигнализировал в печать, ко мне в первую голову и надо было обращаться. Понятно говорю, нет?

А р т е м о в. Не совсем, но я постараюсь уяснить себе.

Г о н о к. Вам за это деньги платят, постарайся. Значит, так: все, что нужно для разоблачения Васьки Скобарева, у меня есть. Дома лежит тетрадка с показаниями знающих людей. Приготовлена давно, потому как ждал вашего брата.

А р т е м о в (усмехнулся). Что называется — с корабля на бал. Нет-нет, это я сам с собой. Игнат Поликарпович, собственно говоря, что вы имеете против Василия Михайлыча?

Г о н о к (хмыкнул). Лично я — ничего не имею. Мы с ним, можно сказать, давнишние друзья-товарищи, не один десяток лет соседями прожили. Даже девку одну любили — Олену. Но это дело прошлое, молодое. Нынче же я супротив Васьки ничего не имею, но народ, общество — имеет. Очень даже имеет! Ну, к примеру, вопрос с облигациями.

А р т е м о в. Простите, какие облигации?

Г о н о к (снисходительно усмехнулся). Ты вот как думаешь, дорогой товарищ, на какие такие капиталы он церквушку восстанавливает, сам себе памятник купил или вот дом свой разукрасил, словно игрушку фабричную? Пенсия-то у него сороковка. На нее, голуба, церковь не восстановишь и бригаду пэтэушников из города не наймешь.

А н н а (появилась в дверях дома). Постыдитесь! Как вам только не стыдно наговаривать на старого заслуженного человека! Не слушайте вы его…

Г о н о к. Это кто ж наговаривает-то, кто наговаривает?! Я, что ли?! Ты хоть, Анька, и культурная считаешься, училка, однако не можешь знать историю вопроса, потому как в то время ты еще пешком под стол без штанов бегала, понятно говорю, нет?

А н н а (задохнулась). Если вы сейчас же не прекратите безобразничать, я… я, честное слово, вызову милицию! Хулиганить и позорить имя человека вам никто не позволит! (С силой захлопнула дверь.)

Г о н о к. Васькина порода — слова сказать не дают. У тебя есть… этот… магнитофон? Должен быть, для интервью.

А р т е м о в. К сожалению, я не взял с собой.

Г о н о к. А вот улыбаться не надо. Дело серьезное, политическое, можно сказать, — не надо! В сорок пятом Васька пришел с фронта и привез с собой цельных два вещевых мешка добротного мыла. Деревни этой начисто не было, голые трубы отсвечивали да церквушка старая чудом уцелела. Одним словом, всенародное бедствие. Ни иголку с ниткой достать, ни керосину, о мыле я уже не говорю. Что делает гад Васька? Он за то самое немецкое мыло скупает у людей облигации государственного займа. Я спрашиваю, прилично это фронтовику, а?

А р т е м о в (нахмурился). Честно говоря, не очень.

Г о н о к. Вот именно — не очень! Зрил жучок, на многие годы вперед зрил, где жизнь сулит выгоду! И вот теперь, когда государство возвращает свой долг, у этого мироеда и кулака оказалось невиданное множество тех облигаций, а значит… и копеечка зашевелилась. Понятно говорю, нет?

А н н а (вышла на крыльцо, решительно направилась в сторону сада). Я вот сейчас отца позову!..

Г о н о к (кричит). Зови!.. Зови, мать твою, нехай! Я ему говорил и еще раз прямо в глаза скажу — мироед, мыльный пузырь! (С трудом успокоился.) Я тут как-то, между прочим, подсчитал, — по-скромному у него на руках уже тысяч пятнадцать. А сколько еще негашеных облигаций в заначке, одному богу известно.

А р т е м о в. Простите, Игнат Поликарпович, я не совсем понимаю, что именно от меня требуется?

Г о н о к (оглянулся, торопливо). Фельетон. Не