О л е с ь. Пусть он! (Сует Игорю газету.) Пусть вслух читает! А все будут слушать. Садитесь. Ну!

Все садятся. Игорь машинально берет газету.

И г о р ь (читает бесцветным голосом). «Она услышала чей-то шепот: «Привезли Розу Тельман…» — «Не может быть! В какой блок?» — «Кажется, в тридцать второй…»

М а р и а н н а (почти шепотом). В тридцать второй, правильно… Что это?

И г о р ь (читает, постепенно углубляясь в смысл прочитанного). «Ноги сами понесли ее к 32-му блоку. Бежала с двумя чашками жидкой бурды с брюквой, которую в Равенсбрюке называли гемюзой — супом. Это был ее дневной паек. Бежала, забыв об опасности. На мгновение вспомнила и оглянулась: ауфзеек поблизости не было. Ауфзейками называли надзирательниц. Спрятала чашки в кустах. Возле административного здания росли на клумбах цветы. Заключенным запрещалось даже нюхать их — немедленно отправляли в штрафблок. Но будь что будет! Она нарвала большой букет. Спрятала под курткой с лагерным номером. Пройдет немного времени, и она с риском для жизни отдаст эту куртку другой женщине — видному деятелю французского Сопротивления, спасет ее от гибели, будет до конца своих лагерных дней, до самого освобождения, делить с ней свой скудный паек»…

М а р и а н н а. Мама… Это пишут о нашей мамочке, Олесь!

О л е с ь. Ты слушай, Марианна. Слушай! Все это — от редакции, а вот — письмо в газету! (Читает.) «Дорогая Антонина! Мы никогда не забывали вас и счастливы, что вы — в Ленинграде, что мы вас почти нашли…»

М а р и а н н а. Где? Покажи! (Читает вместе с Олесем.) «Приезжайте в Берлин, Тонечка… Приезжайте, чтобы увидеть, что большинство из нас не забыло страшных уроков Равенсбрюка… Пока мы сидели в лагерях, наши дети стали бойцами партии. Они тоже ждут вас и хотят увидеть Олеся и Марианну…» (Запнулась и долго молчит.)

О л е с ь (продолжает читать). «На месте лагеря смерти Равенсбрюк мы поставим памятник жертвам фашизма…» (Молчит, борется со слезами.)

И г о р ь (подходит и читает из-за плеча Олеся). «Роза Тельман, Эрика Бухман»…

К а т я. Роза Тельман!.. Какая же я идиотка, если бы вы знали!

М а р и а н н а. Как же ей это читать? Она не выдержит, ребята.

И г о р ь. От таких сообщений не умирают.

О л е с ь. Не умирают от сообщений только телеграфные столбы! (Забирает газету.) Я — сам.

М а р и а н н а. Ах, нет с нами тети Даши! Она бы сумела.

Короткий звонок в дверь. Олесь и Марианна уходят. Идет к себе и Игорь. Катя открывает двери и отступает: на пороге  М а н е ж н и к о в.

К а т я. Нет… Нет…

М а н е ж н и к о в. Катюша, Катюша… Здравствуйте!

К а т я. Вы — живы?

М а н е ж н и к о в. Жив.

К а т я. И все годы с вами ничего такого?..

М а н е ж н и к о в. Такого — ничего…

К а т я. Но как же — без адреса, без прописки… Мне официально отвечали, что о таком человеке сведений нет. Нигде. Понимаете? Нет — и все! Ни в живых, ни в мертвых…

М а н е ж н и к о в. Вы меня искали… Я не предполагал, что вы станете меня искать. А мой адрес, видите ли, не дают обычным способом.

К а т я. Все равно ничего не понимаю. Но это не важно. Вас ни о чем не спросят, ни в чем не упрекнут. Вы живы — самое главное… Я постарела?

М а н е ж н и к о в. Напротив. Похорошели необычайно. У вас такая уверенная красивая походка.

К а т я. Я не сделала и двух шагов.

М а н е ж н и к о в. Вы делали много шагов. По улице. Я видел.

К а т я. Видели меня? На улице? Ко всему прочему вы все это время были в Ленинграде!

М а н е ж н и к о в. Приходилось и отлучаться. Иногда — надолго.

К а т я. Значит, прятались. От меня.

М а н е ж н и к о в. От вас — да.

К а т я. Но — почему?!

М а н е ж н и к о в. Я полагал, что не имею права становиться между вами и Игорем Алексеевичем…

К а т я. Кто вам сказал, что такая проблема вообще существовала?

М а н е ж н и к о в. Вы жили в смежных комнатах и… Казалось, сама логика…

К а т я. Чья логика?!

М а н е ж н и к о в. Теперь понимаю: логика идиота… Видите ли, я всегда знал, что не сумею дать счастье женщине. Ей пришлось бы больше ждать, чем быть рядом.

К а т я. Ах, вон что! Что же вы решали за нее? А вдруг у этой женщины дар такой — сидеть и ждать годами, десятилетиями? По крайней мере, не пришлось бы запрашивать все службы: сухопутные, морские и небесные!

М а н е ж н и к о в. Когда я узнал об этом, тут же подумал, что меня надо убить.

К а т я. Теперь? Когда вы, наконец, отыскались? Только попробуйте! И что это значит — «когда я узнал»? Откуда вы могли узнать?

М а н е ж н и к о в. Тут Дарья Власьевна искала такси. Пришлось подбросить ее в больницу.

К а т я. И что она вам сказала?

М а н е ж н и к о в. Если бы я мог повторить хотя бы одно слово! Впервые ее ругань звучала для меня как музыка.

К а т я. Какая наглость… Он сначала все решил за меня, а теперь слушает музыку… (Плачет.)

М а н е ж н и к о в. Катя!.. Вы позволите мне отпустить машину? Перестаньте плакать, хорошая моя, иначе я натворю каких-нибудь глупостей с тяжелым исходом.

К а т я. Вы уже ничем себя не переплюнете. Хуже не будет — не старайтесь.

М а н е ж н и к о в. Не хотите, чтобы я отпустил машину, — поедемте со мной.

К а т я. Вот еще! И не подумаю… (Старается успокоиться.) Я не одета.

М а н е ж н и к о в. В машине тепло. Поедемте, Катенька! Накупим что под руки подвернется и вернемся пировать… Только, если позволите, один короткий звонок!.. (Набирает номер телефона.) Еще раз здравствуйте, где ваш шеф?.. Нет уж, соизвольте на этот раз найти!.. Понимаю, что вы работаете у него, но помните, что он — работает у меня… Ну, вот, это — другое дело!..

К а т я. Ого!

М а н е ж н и к о в (по телефону). Павел Аркадьевич? Смотрите, как вы живо отыскались!.. Из вашего крайнего нежелания услышать голос возлюбленного начальства делаю вывод: мое утреннее указание до сих пор не выполнено!.. Нет! Я повторяю: разобрать и прочесать все, до миллиметра!.. Вам не нравится этот анатомический театр? А мне не нравятся поверхностные умозаключения… К черту все испытательные циклы! Начнем сначала… Ничего страшного — в эту минуту я сам начинаю сначала! Кстати, вы еще не успели окрестить наше новое изделие?.. Вот и не спешите: оно будет называться лучшим женским именем на свете… А я знаю такое имя — его поет весь мир! И еще знаю, какие неприятности устрою вам лично, если не начнете работать в моем стиле. Желаю всех благ! (Кладет трубку.) Так! Почему вы до сих пор не одеты? (Снимает свое пальто и набрасывает на плечи Кати.) Едем!

К а т я. Бедный Павел Аркадьевич…

М а н е ж н и к о в (растерянно). Я нехорошо с ним поговорил? Но ведь мы большие друзья — он меня понимает. Вот познакомлю — увидите сами!

К а т я. Он женат?

М а н е ж н и к о в. Как же!

К а т я. Тогда вы допустили бестактность: лучшее женское имя носит его жена.

М а н е ж н и к о в. Вы находите? Хорошо, я извинюсь.

К а т я. Господи, куда я еду с этим человеком? Я же его