Шрифт:
Закладка:
Расколы множились. Из Монпелье борьба партий перекинулась в другие общины Прованса. С обеих сторон посыпались обличительные послания, каждая партия старалась перетянуть на свою сторону большинство в общинах. Но партия охранителей была лучше организована: она имела свои центры в Барселоне и Монпелье, управляемые авторитетнейшим раввином и пылким агитатором. Туда обращались все обскуранты из Люнеля, Аржантьеры, Авиньона и других мест. От Рашбы ждали решительного шага, но он медлил: он считал возможным обнародовать намеченный херем лишь после того, как за него выскажутся по крайней мере двадцать общин, и прежде всего старейшая община Нарбонны. Началась оживленная переписка между Абба-Мари и нарбоннским «наси» Калонимосом бен-Тодрос. Абба-Мари желал, чтобы Калонимос присоединил свой авторитет светского сановника к духовному авторитету Рашбы, и тогда две святые общины, Барселона и Нарбонна, спасут еврейство от ереси; Калонимос же давал уклончивые ответы. Между тем в Испанию прибыл из страны талмудизма немецкий раввин Ашер бен-Иехиель, упомянутый выше Рош. По пути в Толедо он побывал в Монпелье и в других городах Прованса и здесь увидел странную для него картину: многие «тянутся к естественным наукам, а к Торе и дорогу позабыли». Это должно было глубоко огорчить человека, для которого Талмуд был альфой и омегой знания. Рош, конечно, похвалил рвение Абба-Мари и упразднителей философии. Он заявил, что следует запретить занятия философией не только юношам, но и зрелым людям, ибо если придерживаться библейского изречения «вникай в Тору днем и ночью», то для всех прочих наук можно оставлять только «часы, не принадлежащие ни дню, ни ночи».
Убедившись наконец, что большинство в общинах стоит на стороне ортодоксальной партии, Рашба приступил к решительным действиям. В траурную субботу накануне поста 9־го Ава (1305 г.) в барселонской синагоге был объявлен следующий акт, который должен был служить образцом для других общин: «Мы постановили и приняли на себя и потомство наше, под силой херема, чтобы никто из членов нашей общины до достижения 25летнего возраста не изучал греческих книг, посвященных естествознанию и теологическим наукам, как в их подлинниках, так и в переводах на другие языки, отныне и впредь в течение пятидесяти лет. Запрещается также всякому члену нашей общины обучать какого-либо еврея этим наукам до достижения означенного возраста, дабы эти науки не отвлекли его от Торы израильской, стоящей выше всяких таких наук. Нельзя сравнивать знание человеческое, основанное на представлениях и видимых явлениях, со всеведением Бога. Не может смертный человек судить своего Творца и сказать: это Он может сделать, а этого не может, ибо такое направление приводит к полному неверию. Из настоящего нашего постановления мы исключаем изучение медицины, хотя она основана на естествознании, ибо Тора разрешила врачу лечить».
Текст этого херема в некоторых частностях отступал от первоначального проекта, что было результатом соглашения между умеренными и крайними ортодоксами: философия и естествознание запрещались лицам моложе 25 лет, а не 30, срок действия запрета ограничен пятьюдесятью годами, ограничена и категория запрещенных книг: только книги греческого происхождения по естествознанию и теологии. Одновременно с этим текстом херема был опубликован от имени Рашбы и его коллегии особый циркуляр, направленный против лиц, толкующих Библию в аллегорическом духе: «Они уверяют, — говорится между прочим в циркуляре, — будто от сотворения мира до объявления заповедей на Синае все есть притча (аллегория, символ), что Авраам и Сара — символы материи и формы, 12 сыновей Якова — 12 созвездий и т.д. Даже на заповеди они посягнули, говоря, что «урим и тумим» (оракул первосвященника в древнем храме) представляли собой инструмент, именуемый астролябией; относительно Моисея они утверждают, что он был только законодателем, который выработал для народа законы и правила поведения, а не поднес ему Тору с неба. Один из них (еретиков) в своей проповеди в синагоге с удивлением спрашивал: почему Моисей запретил свинину; если из-за ее дурного качества, то ведь ученые ничего дурного в ней не нашли. Кто-то из них сказал, что наложение «тефилин» на голову и кисть руки не для всех обязательно, ибо оно имеет лишь то значение, чтоб человек думал о Боге, глядя на эти символы на голове и близ сердца (а верующий не нуждается в этом обряде)». Сторонники всех таких еретических мнений должны быть объявлены проклятыми и отлученными от общины, обреченными на вечную муку в адском огне, а книги их приравниваются к книгам чародеев и подлежат сожжению. Тексты херема и циркуляра[19] были разосланы из Барселоны по всем еврейским общинам Испании и Франции для того, чтобы они по тому же образцу объявляли херем и у себя.
В ответ на этот акт партия просвещенных в Монпелье с Яковом Тиббоном во главе провозгласила контрхерем против тех, которые: 1) непочтительно отзываются о Маймониде, приписывая ему еретические мнения, 2) хулят кого-либо из правоверных писателей за его философские идеи, 3) препятствуют молодым людям заниматься естествознанием и религиозной философией. Этот контрхерем был прочитан в синагоге в субботний день, при торжественной обстановке. Протестанты умышленно поместили во главе своего заявления имя Маймонида, чтобы показать народу, что поход обскурантов направлен также против великого учителя, которого теперь не смели прямо осуждать даже ортодоксы. Этот тактический ход возымел свое действие, и многие присоединились к контрхерему. Была еще сделана попытка вовлечь христианские власти в борьбу партий. Влиятельные люди из партии Якова Тиббона, находившиеся
