Шрифт:
Закладка:
В свою очередь Лагарп также внимательно следил за ходом дел в Швейцарии – по газетам и по письмам друзей. Начало Французской революции в 1789 году, созыв Генеральных штатов, которые затем под именем Учредительного собрания развернули широкие государственные реформы (пока еще при видимом сохранении многих атрибутов прежнего режима, включая королевскую власть) – все это заставляло Лагарпа надеяться, что подобные процессы возможны и на его родине, земле Во, чтобы ликвидировать систему ее «угнетения» со стороны Берна. Идея Лагарпа состояла в том, чтобы созвать «Штаты земли Во» – ассамблею представителей сословий и городов, которая не собиралась уже несколько веков, поскольку восходила к савойской эпохе, а позже была «забыта» бернцами. С ее восстановлением Лагарп хотел создать представительный орган, по форме близкий французским Генеральным штатам, где города и сельские округа выбирали бы депутатов, представлявших Берну набор политических требований, которые нужно воплотить в жизнь[174].
Распространять свою идею Лагарп хотел посредством брошюр или журналов, с которыми ему удалось установить связь из Петербурга. Так, по всей вероятности, именно Лагарпу принадлежит авторство летучего листка, выпущенного в Келе (Эльзас) весной 1790 года под заголовком «К деревенским жителям», в котором содержался проект конституции, гарантировавшей политическое равенство в земле Во. Этот проект настолько озаботил Тайный совет Берна (правительственный орган узкого состава, рассматривавший чрезвычайные дела), что тот постановил выкупить у издателя весь оставшийся тираж – 1000 экземпляров листка[175]. В английской газете The London Chronicle («Лондонские вести») Лагарп с февраля по октябрь 1790 года опубликовал более десятка писем под псевдонимом Филантроп (позже – Гельвет), где призывал применить «великие принципы» Французской революции – конституцию, равенство политических прав, свободу прессы и религиозную толерантность – к переустройству Швейцарии и даже описывал (в фантастической форме, как если бы «воображаемая» революция уже произошла) трансформацию Бернской республики в союз трех лиг, одна из которых располагалась бы в районе Женевского озера, то есть на территории земли Во, со столицей в Мудоне[176].
Точное количество политических текстов, составленных Лагарпом в Петербурге и переправленных им для публикации за границу, установить не удается. Здесь приходится полагаться на слова из рукописи мемуаров за 1804 год, где Лагарп насчитывает их «более шестидесяти, многие из которых, в переводе на немецкий, итальянский и английский язык, выходили в различном виде в публичных листках; их печатали, читали и распространяли люди, ничего не зная об их источнике», и даже делились ими с швейцарцем, присылая ему в Петербург для ознакомления и не ведая, что он-то и есть их автор. По его словам, значительную часть времени, которое отводилось царскому наставнику для отдыха после занятий с учениками, Лагарп посвящал «интересам родины»[177].
Однако, помимо анонимных листков, в апреле все того же 1790 года Лагарп составил и подписал (как «гражданин Ролля, Жилли, Тартеньена и Лозанны») проект прошения, которое водуазские общины и частные лица могли бы адресовать бернскому правительству, добиваясь созыва Штатов земли Во, и направил его трем ближайшим к нему людям, которые проживали на берегу Женевского озера: кузенам Амедею Лагарпу и Анри Полье, и своему другу Анри Моно[178]. Письмо, предназначенное последнему, было перехвачено в июне 1790 года бернскими властями, которые в связи с Французской революцией повысили бдительность в отношении всей печатной и рукописной корреспонденции из-за границы. Текст прошения, составленного Лагарпом, стал предметом обсуждения на бернском Тайном совете. За всеми письмами из Петербурга теперь был установлен негласный надзор, как и за корреспондентами Лагарпа в земле Во.
И вот поразительный факт: на заседании Тайного совета председательствовал Никлаус Фридрих фон Штейгер (1729–1799), которому суждено было в 1787–1798 годах стать последним, кто исполнял обязанности главы Бернской республики при «Старом режиме». Но это – тот самый Штейгер (из Туна), у которого на груди рыдал молодой водуазский адвокат в 1779 году, проиграв свое первое дело, и которого называл тогда: «Мой покровитель»! Вспоминал ли глава Берна, когда теперь заносил имя Лагарпа в список «врагов республики», события одиннадцатилетней давности? Едва ли мы это узнаем. А вот Лагарп точно знал имена «бернских господ», которым направлял свои политические требования, и его былые личные отношения с ними, кажется, только ожесточали его.
Обвинения в «революционной деятельности», выдвинутые против Лагарпа в Берне, усугубились в 1791 году благодаря приписанному ему влиянию на так называемые «республиканские банкеты» – общественные манифестации, воспринятые бернскими властями как революционные проявления.
Эти события отражали реальную близость земли Во с соседней Францией – как ее торговые и культурные связи, так и многочисленное присутствие водуазцев на французской службе. Декларация прав человека и гражданина, принятая в 1789 году Учредительным собранием, вызвала огромный отклик на родине Лагарпа, где тут же начали раздаваться сходные речи, прежде всего в пользу политического и экономического равенства и отмены феодальных привилегий. Бюргеры и либеральное дворянство городов, расположенных вокруг Женевского озера – Ролля, Ньона, Моржа, Лозанны, Веве, – надеялись получить от «бернских господ» те же уступки, каких французы добились от своего короля. Такие взгляды вообще были широко распространены в Швейцарии «Старого режима», где лишь около 1/5 жителей пользовалось политическими правами, а в земле Во это ощущалось особенно сильно, ее в буквальном смысле захлестнул поток революционных французских прокламаций[179]. Городские жители объединялись в клубы наподобие французских; в деревнях крестьяне, еще обремененные старыми феодальными повинностями, требовали их отмены. Несмотря на отсутствие в этом движении явного радикализма, в общественном климате ощущалось предчувствие перемен.
Чтобы отметить годовщину взятия Бастилии несколько городов земли Во 15 июля 1791 года провели банкеты, на которых поднимались тосты за Французскую революцию, свободу и равенство. Если в Лозанне в подобном собрании, состоявшемся в предместье Жордиль, участвовали представители либерального дворянства и горожан, демонстративно носившие революционные символы (трехцветные кокарды), то в малых городах банкеты приняли характер настоящих народных праздников. Берн немедленно отреагировал на это репрессиями. В Лозанну был отправлен воинский отряд силой в 4 тысячи человек, члены городских советов были подвергнуты унизительной процедуре публичных извинений, а десятки выявленных участников и «зачинщиков» арестованы и осуждены.
Среди организаторов банкета в Ролле находился и двоюродный брат Лагарпа Амедей. Не дожидаясь ареста, он бежал во Францию, где вступил в ряды революционной армии. Именно тогда бернцы извлекли из архива прошлогоднюю историю о перехваченном воззвании к жителям Во, поскольку одним из его адресатов являлся Амедей Лагарп. Фредерику-Сезару теперь отводилась роль заграничного вдохновителя всей кампании. Эти обвинения были переданы в Петербург через посредничество принца Фридриха Евгения Вюртембергского (отца великой княгини Марии Федоровны и деда Александра I), взявшего на себя роль «рупора» Берна[180], к нему подключились и французские эмигрантские круги, поскольку окончательная пересылка бумаг против Лагарпа в Россию последовала из Кобленца, центра контрреволюционной эмиграции. В ноябре 1791 года официальная жалоба с требованием наказать Лагарпа легла на стол Екатерины II (а в Швейцарии заговорили о его ссылке в Сибирь как об уже решенном деле)[181].
По преданию, императрица вызвала Лагарпа к себе и обратилась к нему – «мсье якобинец», Лагарп же отверг этот титул, почтительно заявив, что «он швейцарец, следовательно, республиканец» и что все, чего он хотел
