И тем не менее что-то произошло! Не сам же он себе поставил эти засосы, да еще какие, до ссадин. И глаза блестели как у всякого насытившегося любовника. Так что это значит? Здесь побывала посторонняя женщина? Нет, уж такое вряд ли, скорее всего кто-то из ее подруг очень хорошо научился притворяться. А финн, как всегда, был само спокойствие, улыбался, хвалил кофе, выпечку, погоду, предлагал им воды, таблетку, мятных леденцов, массаж шеи и плеч. И что хуже всего, нравился ей как никогда прежде...

2011 г.

Вскоре Илья с Леной закупили все по списку и перевезли вещи на съемную квартиру. Она переступила порог с легкой тревогой, но вскоре жилище ей понравилось. Рядом располагался большой сквер с высокими деревьями и раскидистыми кустами, в воздухе витали запахи прогретой почвы, свежей травы и липового цвета. После тяжелого промышленного духа, которым был пропитан район, где жила Лена, эти ароматы показались ей целебными. Она помогла Илье распаковать вещи, пожарила на сковороде сосиски с гречневой кашей, луком и морковью и стала накрывать на стол.

— Смотри, Илья, это я сама купила, — похвалилась Лена, доставая ярко-желтые стеклянные тарелки. — Какие у нас стали делать красивые штучки! По-моему, от такого цвета улучшается аппетит!

— Мне кажется, что у тебя все и так очень вкусно получилось, — заметил Илья и подцепил вилкой пару поджаристых долек сосиски прямо со сковородки. — А ты помнишь, как решила угостить меня своими любимыми креветками?

— Да, конечно, — тепло вздохнула Лена. — Ты не знал, а я именно с того дня постоянно про тебя думала. Нет, поначалу все было пристойно, а потом... Меня ни на одного парня так не поворачивало, всегда ко мне подкатывали, а там уж я изредка «позволяла себя любить». И вдруг такое! Я даже испугалась: может, я заболела, или у меня какая-то затянувшаяся течка? Но я же не кошка и не собака...

У девушки дрогнул голос, и Илья осторожно обнял ее.

— Ну что ты, Леночка? Все с тобой в порядке, и со мной тоже: в нашем возрасте все начинается именно с этого. Потом уже приложится и душа, и долгие беседы зимними вечерами, и ночи в разных комнатах, чтобы друг другу не мешать. А пока мы еще можем, зачем терять время?

Лена внимательно посмотрела на него, будто пытаясь разгадать его мысли и не ошибиться, не попасть впросак со своим нарастающим порывом.

— Пойдем на кроватку, — наконец сказала она с той детской и вызывающей искренностью, которая особенно очаровывала Илью. Он улыбнулся, охотно сполоснул руки и обнял ее.

— Какая ты теплая, — промолвил он, подумав, что теперь все стало понятно и легко. Не на вечеринке, не в гостинице, даже не у озера, а только здесь, на краю большого города, где пахло летней травой, свежим асфальтом и горячей пищей, все обрело смысл.

Они перебрались в комнату, где Илья сразу начал стягивать рубашку, но Лена его остановила:

— Нет-нет, ты просто приляг и расслабься, а я сама все сделаю.

Илья слегка удивился, но ему стало интересно и он охотно лег на спину, расставив ноги. Тогда Лена уверенно села к нему на бедра и стала целовать его лоб, щеки, уголки глаз, закапываться в волосы, вдыхая их запах, водить языком по губам. Его чисто выбритая тонкая белая кожа быстро налилась легким румянцем.

— Закрой глаза, — шепнула Лена.

— Зачем?

— Ну закрой, закрой, — настояла девушка. — Не беспокойся, приковывать тебя я не собираюсь, и ножей для колки льда у меня под кроватью нет.

Для пущей убедительности она потерлась носом о его щеку. Илья опустил ресницы и Лена осторожно коснулась губами нежной кожи век, слегка надавила языком. Возбуждение в нем закипало, он даже немного вспотел, а в штанах стало совсем тесно. Но что-то неосязаемое удерживало от того, чтобы опрокинуть девушку на спину или поставить на четвереньки, и облегчиться стремительно и грубо. Не деликатность, не галантность, даже не боязнь за ребенка, а скорее спокойное, уверенное желание мужчины ненадолго покориться женщине, забыть о силе в ее цепких объятиях, благо он может себе это позволить.

Поэтому Илья с удовольствием давал ей изводить его тело, а она двигалась дальше, целовала шею, осторожно покусывала плечи, расстегивала пуговицы на рубашке, гладила крепкие руки, поросшие густыми светлыми волосками, грубоватые крестьянские кисти и совсем безволосую грудь. Соски вскоре покраснели и саднили от ее поцелуев, но Лена не оставляла их в покое, теребила, лизала, втягивала в рот. Когда она добралась до живота, он ослабил и вытянул ноги, и Лена улеглась сверху, так, что ее лицо совсем скрылось под свесившимися волосами.

Она долго целовала и ласкала его живот языком, упиваясь солоноватым привкусом кожи, затем наконец развязала пояс и приспустила с Ильи штаны вместе с трусами. С неожиданной силой Лена вцепилась в его бедра и прильнула к сокровенному жадным ртом, то смакуя словно горячий чай или терпкую изабеллу, то заглатывая взахлеб, до тошноты, как изнывающий от зноя над ледяным водоемом. Творила что хотела, откровенно кайфовала и совсем не заботилась о том, как это выглядит со стороны. Илья временами прикрывал глаза, полагаясь только на ощущения главной эрогенной зоны, — нежный капризный язык цеплял тонкие складки крайней плоти, водил по ним взад-вперед, щекотал уздечку, щупал набухшие развилки вен, а иногда игриво пробирался к внутренней стороне бедер.

Илья старался не мешать ей, но был уже сам не свой от нетерпения, порой невольно опускал руку на ее голову и даже тихо постанывал, чего с ним прежде никогда не случалось. Предтеча разливалась по всему телу будто сладкая газировка, отдаваясь щекотными пузырьками в затылке, шее, позвоночнике, ступнях, которыми он уперся в бортик кровати. Девушка и не думала спешить, придерживала его на тонкой грани, когда он сжимал челюсти и вцеплялся в покрывало, больше всего желая закричать и разорваться на части. Наконец она отвлеклась, чтобы стянуть шортики, и ему удалось немного отдышаться и опомниться. Он заметил, что ее промежность порозовела и влажно