Шрифт:
Закладка:
Я первым вскакиваю с места, хлопаю в ладоши и, сунув в рот два пальца, свищу.
– Молодчина, Грей!
Она находит меня взглядом и смеется, качая головой, но принимает похвалу как должное.
Мама хватает меня за руку, а другой машет Грейси.
Мы выглядим как идеальная семья, и в целом я согласен. Но не могу игнорировать боль, которая появилась в груди при напоминании, что с нами нет человека, который вел бы себя так же вызывающе, как и я, хваля выступление Грейси.
С момента папиной смерти прошло шесть лет, но иногда рана кажется слишком свежей. Чувство вины слишком тяжелым.
Сегодня он должен был сидеть здесь, смотреть, как его дочь полностью затмила всех, как у нее получается всегда. Это несправедливо, и сколько бы я ни напоминал себе, что жизнь вообще штука несправедливая, легче не становится.
Я начинаю задаваться вопросом, станет ли когда-нибудь.
Глава 18
Ава
Мой уставший взгляд падает на сообщение на экране. Меня грызет чувство вины, и я не пытаюсь его прогнать.
Оукли: «Только что вернулся. Ты дома?»
Оно всплыло два часа назад, но я даже не дернулась, чтобы ответить. После всего вчерашнего и ужасной ночи из-за громкого храпа Адама на диване, который было слышно в моей комнате, не думаю, что из меня выйдет хорошая компания.
Я признаю, что соскучилась по Оукли за эти несколько дней, особенно учитывая, сколько времени мы проводили вместе в последние дни. Но это само по себе пугает меня и не дает толчок, который необходим, чтобы пригласить его к себе.
Если бы он явился сюда сегодня, мне пришлось бы объяснять, почему мои глаза красные и опухшие и отчего темные круги под ними стали такими заметными.
Правильно ли будет трясти своим грязным бельем?
Не думаю.
Я: «Да. Но очень устала. Думаю, буду весь день спать».
Я кладу телефон на кухонную столешницу и беру забытую чашку с кофе.
Кофе холодный, но я все равно пью. Желудок с трудом его принимает.
Морган у своих родителей, а Мэтт уехал на выходные на свадьбу к кузену, и в квартире слишком тихо.
Вероятно прогнать Адама домой с первыми лучами солнца было не совсем по-взрослому, рассуждаю я, стоя в одиночестве с чашкой холодного кофе и погрязнув в жалости к себе.
В дверь стучат, и я закатываю глаза. Легок на помине. Только отодвинув засов и открыв дверь, я вижу не Адама, а Оукли.
– Ох, блин, – бормочу я и непроизвольно захлопываю дверь перед его лицом.
Мои щеки горят, я опускаю глаза на свой прикид. Белые пижамные шорты и тонкая майка практически не скрывают тело, и я прОуклинаю недостаток тепла в квартире, когда замечаю, что соски пытаются прорвать майку.
– Ава? – Голос Оукли дрожит, как я понимаю, от юмора.
– Что ты здесь делаешь?
Гортанный смех.
– Открой дверь и узнаешь.
– Мне надо переодеться.
Не дожидаясь его ответа, я бросаюсь к себе в комнату и роюсь в ящиках в поисках чего-нибудь более приличного, чтобы показаться перед парнем, в которого я позорно серьезно влюблена, но не знаю, что с ним делать.
Натянув на голову мешковатую серую толстовку и какие-то пижамные штаны, я иду обратно.
Стоит мне открыть дверь, как игривая улыбка Оукли пропадает и превращается в сердитую гримасу. Я поднимаю брови из-за мрачного выражения в обычно теплом взгляде Оукли. Он волком смотрит на мою толстовку, и я не могу сдержать дрожь, бегущую по позвоночнику.
– Ты в порядке? – медленно спрашиваю я.
Он тяжело сглатывает.
– Да.
Я киваю и, развернувшись на пятках, собираюсь идти к дивану. Легкие перехватывает, когда на моем запястье смыкаются сильные пальцы, останавливая. Я испуганно оборачиваюсь через плечо, и наши взгляды сталкиваются.
– Кажется, я совершил ошибку и был не до конца честным, – начинает Оукли. Его голос не более чем хриплый шепот.
Я вздрагиваю.
– Насчет чего?
– Ты мне нравишься, Ава. Достаточно, чтобы беситься, увидев тебя в одежде другого парня.
Меня внезапно разворачивают, а дверь за моей спиной захлопывается. Я ахаю, когда моя спина касается дерева. Крепкая рука обхватывает мое бедро, а вторая поднимается вверх по шее и ложится мне на затылок.
Под кожей разгораются искры при виде того, как Оукли теряет контроль. Стоит его жаркому взгляду опуститься на мои губы, как я понимаю, что пропала.
– Я скучал по тебе. Скажи, что тоже скучала.
– Я тоже скучала по тебе.
И это все, что требуется.
Как будто мои слова лишают его последней выдержки, Оукли рычит два почти неразличимых слова, после чего наклоняется и захватывает мои губы в грубом, собственническом поцелуе.
Слава богу.
Я становлюсь жертвой его нападения и сдаюсь, цепляюсь пальцами за футболку. Пользуясь новым рычагом, притягиваю его ближе. Он обводит языком мою нижнюю губу, прежде чем я раскрываю губы и уверенно встречаю его осторожные касания.
В его груди нарастает рокот, когда я прикусываю его нижнюю губу и прижимаюсь к нему, делая нас еще ближе. Он двигает бедрами, и я животом ощущаю его твердые, мощные очертания.
Я с трудом втягиваю воздух, когда Оукли резко отрывается от моих губ, зависая над ними. Его пальцы теребят край моей толстовки.
– Это толстовка Адама?
– Да.
Я ожидаю увидеть тот же гнев, что и раньше, но это не так. Как будто наш поцелуй унял то пламя, заменив его другим. Тем, которое чувствуем мы оба.
– Я не вправе говорить тебе, что делать, но, пожалуйста, в следующий раз надень мою.
Я лукаво улыбаюсь:
– Не ожидала, что ты такой собственник.
– Я тоже, – признает он. – Раньше не был.
Я не могу противиться уколу гордости в груди.
– Не хочешь отойти от двери?
– Надо бы. – Но вместо этого он наклоняется за еще одним поцелуем. Который длится недостаточно долго. – Я правда приехал не лапать тебя возле двери. Клянусь.
– М-м, точно. Тебе придется отпустить меня, чтобы мы могли двигаться.
На его щеке появляется ямочка, когда он улыбается мне, делает большой шаг назад и опускает руки.
– Ты первая.
* * *
– Моя мама вернулась, – выпаливаю я, когда мы удобно устраиваемся на диване и от тишины у меня начинает чесаться кожа.
Оукли напрягается.
– Что?
– Я вчера узнала, что она разнюхивает обо мне. С тех пор я тону в своих чувствах. Поэтому не написала тебе ответ.
Он пристально смотрит на меня, как будто пытается забраться мне в голову и пустить там корни. Я рада, что
