какой-то темной жидкостью. Я не сразу понял, что это кровь.

– Что вы подумали в этот момент?

– Что она ранена. Я испугался за нее. Вы знаете, мне показалось, будто я попал в фильм ужасов… Черт, забыл название… Помните, где в самом конце молодая женщина идет по дороге в платье, испачканном кровью?

– Нет, не помню, – ответил Дамьен, который был не особым любителем кино.

– Сейчас, погодите… Припоминаю… «Кэрри»!

– Не видел такого. Итак, что вы сделали потом?

– Я спросил ее, не ранена ли она. Но она не смогла даже толком ответить. Твердила какие-то бессмысленные фразы… Про остров, детей, царя леса…

– Царя леса?

– Да, – подтвердил мужчина, – кажется, так она сказала. Я попросил ее не двигаться и побежал в ближайший открывшийся бар. Хозяин разрешил мне позвонить в неотложку. Когда я вернулся, женщина сидела на песке и говорила те же самые слова. Вот и все.

– Вы все правильно сделали.

– С ней… все в порядке?

– Она сейчас под действием успокоительного. Ей нужно отдохнуть, но в любом случае вы ей очень помогли, – заверил его инспектор.

– Боже, никогда бы не подумал, что можно увидеть такое в Вилле-сюр-Мер!

– Я тоже, – вздохнул инспектор.

Он провел остаток утра, просматривая последние заявления об исчезновении людей, которые службы полиции и жандармерии обычно делили между собой. Ни одно не соответствовало описанию, указанному в отчете о поступлении в больницу, который прислал ему по факсу Антуан. После этого он обзвонил психиатрические учреждения, чтобы проверить, не пропадала ли у них пациентка. Но здесь тоже не было никаких зацепок. Ему также не удалось добиться успеха при помощи ежегодного электронного справочника, доступного в Минителе[2]. Когда он ввел имя и фамилию, указанные в больничном документе, – Сандрина Водрье, – на экране появилось с десяток адресов и телефонных номеров, в большинстве своем расположенных в Париже. Он обзвонил всех этих женщин, которые подтвердили свою личность.

Затем он связался с налоговой службой Кана, на случай, если Сандрина Водрье не фигурировала в справочнике. По-прежнему не было никаких следов.

Инспектор также позвонил в отдел морской полиции, чтобы узнать о возможной аварии прошлой ночью, и снова получил отрицательный ответ. В ноябре было мало желающих отправиться в открытое море к островам, невзирая на холод и своенравные течения. Складывалось впечатление, что эта женщина была Венерой Милосской, вышедшей из пены морской.

Лишь к 14 часам наконец, раздался долгожданный звонок из больницы.

Сандрина только что проснулась.

2

– Алло!

– Патрис?

– Привет, Дамьен.

– Есть новости?

– Нет, по-прежнему ничего.

– Ну ладно, может, скоро будут.

Патрис Флерье, комиссар Сент-Аман-Монрона, некоторое время после звонка сидел молча. Каждый звонок его друга и бывшего коллеги оставлял горькое послевкусие несправедливости. Они проработали вместе двенадцать лет, и крепкая дружба завязалась между ними практически сразу. Однако встретив их на улице, вряд ли можно было подумать, что между этими двумя молодыми выпускниками школы полиции может быть что-то общее: Патрис был крепким, коренастым, широкоплечим. Его манера общения была нервной, торопливой и редко давала собеседнику возможность ответить, не услышав, как новые вопросы добавляются к предыдущим. Дамьен прозвал его Буцефалом, по аналогии со знаменитым конем Александра Македонского. Дамьен был, скорее, флегматиком. Его долговязый силуэт, казалось, двигался в замедленном темпе, и это ощущение еще больше усиливалось за счет контраста, когда оба полицейских шли рядом. Он говорил мало, и его фразы, лишенные ненужных слов, чаще всего попадали в цель. Сначала его коллега подумывал прозвать его снайпером. Но это могло бы бросить тень на престиж его собственного прозвища. Поэтому Дамьен в итоге стал Астронавтом, поскольку его движения напоминали Патрису походку человека, идущего по поверхности Луны в состоянии невесомости.

Таким образом, Буцефал и Астронавт укрепляли свою дружбу в столице Буашо и в близлежащих барах в свободное от работы время. Они посещали местные винные ярмарки Сансера, Менету-Салона, Шатомейана для того, чтобы проникнуться местной культурой (всякий раз, когда они ехали на вызов, потерпевший, прежде чем сделать какое-либо заявление, откупоривал бутылочку вина), а также питая тайные надежды познакомиться с местной жительницей, чары которой могли бы опьянить их без единой капли вина.

Вскоре после вступления в должность Дамьен познакомился с Линдой. Буцефал наблюдал за их зарождающейся любовью с гордостью и симпатией. Ведь отчасти благодаря ему они и познакомились. Его энергичные и повторяющиеся мольбы победили робость молодой женщины, которая сделала первый шаг по направлению к мужчине, сидящему в нескольких метрах от нее в кафе на площади Карре.

Два года спустя они поженились под сияющим летним солнцем. Впервые за все время, что Дамьен знал Патриса, которому была доверена роль свидетеля, постоянно сбивался, произнося свою речь. Его слова, казалось, с трудом обретали свободу, словно на них уже висел груз несчастья, о котором в ту минуту никто даже не догадывался. Дамьен отнес это на счет волнения и радости, которую испытал Патрис, увидев округлившийся живот Линды, поскольку ему вскоре предстояло стать крестным.

Мелани появилась на свет несколько месяцев спустя.

Мелани пропала несколько лет спустя.

Зимним вечером, пасмурным и туманным.

По дороге из коллежа, в который она недавно поступила.

Около 18 часов Линда забеспокоилась, увидев, что дочери до сих пор нет. Она обзвонила ее подруг, но никто не видел девочку после уроков. Дамьен в это время был в Париже на недельных курсах повышения квалификации. В 20 часов, не узнав ничего нового, она позвонила Патрису и рассказала о своей тревоге. Тот немедленно отправил патруль прочесывать город, в то время как остальные полицейские опрашивали людей, которые последними разговаривали с девочкой. Дамьен вернулся домой ночью и тут же присоединился к поискам.

Неделю спустя Мелани все еще не была найдена.

В окрестных полях были организованы поиски, в которых большинство населения участвовало добровольно.

Был обследован канал Сент-Аман-Монрона, а также реки Шер и Марманд.

Был проверен участок городских сточных вод, проходящий от каменного моста до бывшего кладбища. Подростки имели обыкновение собираться у его начала, особенно летом, когда температура воды в Марманде позволяла охладить бутылки пива, украденные из родительских гаражей.

Развалины крепости Монрон тоже не принесли ответов.

И тогда, по истечении двух месяцев бесплодных поисков, пробудились рефлексы из наследия прошлых веков, глубоко укоренившиеся в беррийских[3]землях.

Заговорили о колдовстве.

О черной магии.

Об оборотнях.

О мужчинах и женщинах, отдающих себя дьяволу и по ночам облачающихся в белые простыни.

О сатанинских обрядах и крови девственниц.

Об оскверненном кладбище, на месте которого построили центральную городскую площадь Карре, и о его призраках, жаждущих мести.

Ясновидящие,