которых было так много в Берри, принялись за работу.

Одна из них направила полицейских к Мер-сюр-Эндр, месту, где находится чертово болото, описанное Жорж Санд. Но полиция не обнаружила там никакого тела. Только стоячую воду и головастиков, удивленных таким вниманием.

В конечном итоге, ни сверхъестественное, ни рациональное не помогли найти Мелани.

Она стала очередной загадкой этого таинственного региона.

Расследование выдохлось, блуждая в извилистых лабиринтах обманчивых показаний, ложных следов и возможных вариантов. Круг поиска расширился до соседних департаментов, впрочем, не выходя за пределы региона. Местная пресса старалась поддержать общественный интерес, регулярно публикуя статьи, где лицо Мелани было напечатано крупным планом. Но листовки о розыске девочке, расклеенные на витринах магазинов в центре города, поблекли, а новостей по-прежнему не было. Дело было закрыто через два года после того, как Мелани в последний раз пересекла порог своего коллежа. Воспоминание о ней исчезло, такое же мимолетное и одинокое, как блуждающий огонек на беррийском кладбище.

Буцефал видел, как его другу Астронавту с каждым днем все больше не хватает воздуха. Он понял, что ему нужно не только вернуться на землю, но и уехать подальше от этих мест, чтобы окончательно не задохнуться. Дамьен попросил перевода, что его жена восприняла как отречение от нее и от памяти их дочери. Он покинул регион, оставив за спиной листовки, еще различимые на стенах домов.

Он приехал один в Вилле-сюр-Мер.

И продолжил надеяться и звонить Патрису.

Но с течением времени его вера превратилась в простой рефлекс, лишенный иллюзий.

Он был убежден, что Мелани мертва, а ее тело спрятано в каком-нибудь недоступном месте. Эта болезненная констатация стала его убежищем от безумия. Он воздвиг вокруг воспоминания о дочери стены обреченности, за пределы которых он выходил лишь для того, чтобы позвонить бывшему коллеге в начале каждого месяца.

Затем он возвращался обратно, чтобы не сойти с ума.

3

Дамьен приехал в больницу, по-прежнему уверенный в том, что эта история не может быть правдой. Только не здесь.

Он вошел в вестибюль, где его тут же встретил Антуан со своим коронным:

– Шеф!

Когда Дамьен спросил его, почему он так к нему обращается, Антуан ответил, что это хорошо звучит, и упомянул о фильме, которого Дамьен не видел, и действие которого разворачивалось в маленьком американском городке, похожем на Вилле. На следующий день «шеф» отправился в видеотеку, чтобы взять напрокат «Челюсти» и проверить истинность этого утверждения. Дамьен был вынужден признать, что это действительно звучит хорошо. С тех пор он позволял своему коллеге использовать это слово, испытывая даже некоторую голливудскую гордость.

– Она в сознании? – спросил Дамьен, следуя за полицейским по направлению к лифтам.

– Да, шеф.

– Ты с ней разговаривал?

– Нет, только на пляже. Психиатр настаивает на встрече с ответственным за расследование.

– Психиатр?

– Да. Она хочет вас видеть, прежде чем вы начнете допрашивать пострадавшую.

– Зачем? – удивился инспектор.

– Она единственная общалась с пострадавшей после того, как врачи провели необходимый осмотр. Они оставались вместе довольно долго, прежде чем пациентке ввели успокоительное. У психиатра, видимо, есть какая-то информация, раз она так хочет с вами встретиться.

Двое мужчин поднялись на третий этаж больницы, где медсестра попросила их подождать, пока подойдет врач.

– Как она выглядит? – поинтересовался Дамьен, глядя в пол.

– Пострадавшая?

– Нет, психиатр. Старая и в очках?

– Скорее, наоборот. Молодая, довольно привлекательная, наверное, пришла сюда сразу после института. Похоже, она не местная, я никогда ее раньше не видел.

У Дамьена в памяти остался образ единственного психиатра, с которым он имел несчастье встретиться. Восковый цвет лица, коротко стриженые неподвижные седые волосы придавали ей вид статуи, которую в срочном порядке достали из запасников музея. Слова так называемого «специалиста» звучали как нечленораздельное бормотание, советы были лишены сочувствия, старые предписания, заученные много лет назад, отдавали скептицизмом и желанием поскорее закончить сеанс.

Пять минут спустя перед ними предстала молодая женщина в белом халате. Дамьен должен быть признать, что его коллега прекрасно ее описал. Светлые волосы, собранные в конский хвост, свежее девичье лицо. Она улыбнулась обоим полицейским и пригласила их следовать за ней.

– Мой кабинет находится там, – показала она на коридор, служивший продолжением приемной. – О, простите, – добавила она, обернувшись и протянув им правую руку, – меня зовут Вероника Бюрель, я работаю психиатром в этой больнице.

Представившись, оба полицейских плюхнулись в кресла и с виноватым видом смотрели, как стройный силуэт мадам («мадемуазель», – подумал Дамьен) Бюрель огибает письменный стол, чтобы, в свою очередь, занять свое место.

– Я хотела с вами поговорить, прежде чем вы отправитесь к мадам Водрье, – сообщила она. – Если, конечно, речь идет о ее настоящем имени.

Ее четкая и быстрая манера изъясняться свидетельствовала о привычке быстро решать проблемы, отсекая лишнее.

– Я смогла пообщаться с ней сегодня утром, после ее поступления, – продолжила она. – Сказать, что ее рассказ показался мне бессвязным, – это ничего не сказать.

– Охотно вам верю, – подтвердил Антуан, который выслушал невероятную историю пострадавшей, когда прибыл на пляж.

– Получается, она лжет, – предположил инспектор.

– Все… все не так просто, инспектор.

«Это никогда не бывает просто», – чуть было не добавил Дамьен, вспомнив, как завершил сеанс со своим психологом, хлопнув дверью ее кабинета и крикнув, что все эти глупости никогда не вернут Мелани.

– У этой молодой женщины имеется множество расстройств, которые связывает нечто общее – травматический опыт. Острый стресс, диссоциативная амнезия, частичная потеря памяти…

– Вы считаете, что эта женщина подверглась агрессии? – сделал вывод Антуан, не дав ей закончить.

– Это действительно мое первое впечатление. Вот результаты анализа крови, найденной на ее одежде, – сообщила психиатр, подвинув документы к мужчинам. – Я только что их получила. Кровь не ее. На ней нет никаких видимых повреждений, кроме порезов с внутренней стороны левого запястья.

– Следы… изнасилования? – запнувшись, произнес Дамьен.

– Обследование было проведено, но результатов у меня пока нет.

– Если нет следов агрессии и изнасилования на данный момент, как вы можете утверждать, что она страдает какими-то расстройствами?

– Посттравматическими стрессовыми расстройствами, если быть точнее, – поправила Вероника. – Эти нарушения легко выявить, инспектор. Мне было достаточно ее выслушать и понаблюдать за ней, чтобы составить их неполный список.

– У меня нет оснований вам не верить, – ответил Дамьен, – но я бы предпочел составить свое собственное мнение, допросив пострадавшую. Если на ней найдена кровь, которая ей не принадлежит, значит, где-то есть раненый человек, и моя первоочередная задача – его найти, поскольку эта молодая женщина находится вне опасности.

– Я вас прекрасно понимаю, но моя первоочередная задача – понять, почему эта молодая женщина