привал, чтобы школьники не устали. Наконец, уже за полдень добрались до лагеря, сразу покормили детей обедом, рассортировали их по палатам для принудительного «мертвого часа» — и далее все пошло как нельзя лучше заведенным порядком. Заметим, что это был первый пионерлагерь после вынужденного перерыва в предыдущем году, и многое приходилось импровизировать заново.

Уложив ребят, мы собрались на лагерный педсовет, где ждали моих «задумок». Их оказалось всего три, к которым, немного спустя, прибавилась четвертая.

Прежде всего, я предложил привести в порядок довольно-таки запущенную территорию дома отдыха и его окрестностей силами самих ребят. Это могло бы направить значительную часть их буйной потенциальной энергии в конструктивное русло. Поначалу предложение было встречено со скепсисом. Как известно, это было из разряда работ, которые, по русской народной мудрости, «любят дураков». И на такие инициативы отвечают, как правило, вопиющей халтурой — такой, что проще сделать самим, чем потом переделывать заново. Тогда предложение было уточнено: сказать ребятам, что когда мы вернемся в школу — здесь, скорее всего, откроется госпиталь, и раненым будет приятно выздоравливать в чистоте. Кстати, потом именно так и получилось, но тогда это был всего лишь пропагандистский трюк. После недолгой дискуссии он был принят и сработал блестяще. Когда через несколько дней мне пришлось уезжать, значительная часть работы была сделана и от желающих продолжать не было отбоя.

Второе предложение сводилось к многократно испытанному мой лично приему: пионерскому походу. Километров на пяток куда-нибудь поинтереснее, с двух-трехчасовым привалом-пикником где-нибудь не у очень опасной воды, а затем возвращение к ужину. Предложение было принято с хода. Дискуссию вызвал только вопрос, куда именно направляться. Здесь было несколько конкурирующих предложений, и со следующего же дня взрослые начали разведку одного варианта за другим, так сказать, явочным порядком. Когда я уезжал — эта работа тоже была в разгаре.

Третье предложение опять-таки не отличалось оригинальностью и было целиком основано на моем жизненном опыте: лагерная военная игра. Как ни странно, здесь такая обычная под Москвой вещь была новостью. Разгорелась дискуссия, носившая чисто женский характер. В ее основе лежала мудрая материнская мысль: не допустить столкновения «стенки на стенку», потому что неизбежно начнется драка. Тогда я вспомнил свой самый первый пионерский опыт ловли «диверсантов» в подмосковных лесах еще аж в З6-м году. Это предложение было принято «на ура». Решили выбрать сопку подальше и покруче с каким-нибудь тайником на вершине, куда заранее занести и зарыть какой-нибудь металлолом, возможно более похожий на что-нибудь оружейное. Тогда останется только организовать провокацию с письмом-ультиматумом и повести лагерь от завтрака до обеда сначала на планомерную осаду сопки («чтоб не убежали!»), а потом — на «штурм». Тайная подготовка к игре началась со следующего же дня.

* * *

Первая же лагерная ночь выявила еще одну серьезную проблему. И в мальчишечьих, и в девчоночьих палатах началось озорство: наиболее хулиганистые долго не давали заснуть остальным. Я мобилизовал весь свой творческий потенциал (тогда мне был еще неизвестен мой незаурядный талант социального дизайнера) и предложил панацею: в маленьких коридорчиках между палатами на каждом этаже было как раз место ровно для двух кроватей. Если положить рядом вожатую и воспитательницу (в мужском варианте — меня и одного из «хозяйственников»), и открыть настежь двери в палаты, то вся территория наших подопечных просматривается полностью, и любое бесчинство гасится в зародыше. На следующую же ночь новшество было опробовано и дало блестящие результаты.

Персонал лагеря подобрался отличный: ни одной скандально-склочной фигуры. Когда встречались на планерках — не могли нарадоваться друг другом.

Я упивался ролью и.о. патриарха. Ко мне все подряд — от начальницы и до поварихи — относились с особым пиететом. Со многими из учителей я был знаком по школе. Некоторые были приглашены из Златоуста — но тоже море симпатии.

Вожатые были набраны частично из учительниц начальных классов — это был для всех хороший приработок, а частично из златоустовского педучилища и окончивших десятилетку. Среди последних у меня появилась платоническая симпатия — Люда К, и мы с ней провели два-три вечера в увлекательных беседах.

Словом, крупно попахивало раем на земле, чего я никак не ожидал, полагая, что мне придется хлебнуть горя с такой оравой шпаны, да еще в чисто бабьем коллективе женщин большей частью намного старше меня. А получалось все замечательно. И единственной тучей на этом безоблачном небосклоне было известие, что большинство ребят останется в лагере на вторую, а может быть даже и на третью смену: ведь для многих семей это была очень существенная «подкормка».

Проводить два-три раза одни и те же игры-забавы с одной и той ребятней — верный и позорный провал. Поэтому уже на третий или четвертый день я всерьез стал задумываться о качественно иных вариациях во вторую и третью смену.

Однако, как говорится, мне бы, господин учитель, ваши заботы!

Сразу после завтрака утром 5 июля 1943 г. — всего через несколько дней моего пребывания в лагере, когда только что началась Битва на Курской дуге, окончательно решившая судьбу Великой Отечественной, а мы только что собрались идти прокладывать маршрут первого похода — к столовой лагеря подъехала подвода, на которой рядом с возчиком восседал солдат с винтовкой в руке.

Солдат спросил меня и вручил мне официальный конверт, вскрыв который, я увидел обычную в те времена повестку в райвоенкомат. В повестке, со ссылкой на соответствующие законы РСФСР, г-ну (конечно же, гражданину, а не господину) Бестужеву И. В. предписывалось немедленно, на протяжении текущего дня явиться в райвоенкомат для прохождения допризывной подготовки. Неявка каралась по статьям УК РСФСР, тут же перечисленным.

Солдат разъяснил, что если я вздумаю рыпаться, он имеет приказ арестовать меня и доставить в военкомат силой.

Лишь много позднее мне открылась абсолютная истина в последней инстанции: в России всем на всех глубоко наплевать, но в данном случая важна была приличная отчетность, ради которой меня достали бы штыком из-под земли.

Впрочем, в этой практике не произошло ровно никаких изменений до сего дня.

* * *

Я собрал вещички, трогательно попрощался с ребятами и с персоналом, а особенно трогательно — с Людой К Впрочем, оставалась надежда, что после лагерных сборов мне еще удастся вернуться если не ко второй, то хотя бы к третьей смене. Поэтому расставание получилось скорее «до свидания», нежели «прощайте».

Я пошел рядом с подводой и через три часа, не заходя домой, был уже в военкомате. Знакомый мне там военком капитан Бондаренко отобрал повестку и заменил ее меморандумом, каковой сохранился в архиве и