Мои обязанности старшины школьной роты были несложными. Бегать с пакетами в райвоенкомат или другие районные инстанции (иными словами, совмещал должности ординарца и адъютанта). Держать роту в строю, если военрук отлучился на минуту, скажем, к директору школы. Это можно было сделать только одним способом: равняйсь, смирно, на первый-второй рассчитайсь, нале-во, напра-во, кру-гом и т. д. Иначе строй быстро рассыпается и его потом трудно собрать: школьники все же, не солдаты. Чистить и смазывать учебные винтовки-автоматы общим числом более двух десятков штук. Хоть они и были учебные, т. е. к настоящей стрельбе непригодные, но ухода требовали настоящего. И я занимался этим с удовольствием. Ну, и еще вместе с военруком помогать преподавателю вести занятия, где дело по тем или иным причинам не ладилось. Сам я все восемь перечисленных выше элементов отработал досконально и мог выполнять роль инструктора в любом трудном случае.

Кроме того, военные занятия имели еще одну привлекательную сторону, к военщине никакого отношения не имеющую: на них можно было видеть Тамару П. не только мельком на переменах. Показать восьмикласснице, как быстрее разобрать и собрать винтовку — это было абсолютно то же самое, как сегодня, скажем, свозить свою возлюбленную отдохнуть на Кипр. А в бесконечных «атаках» и «контратаках» дело иногда доходило до рукопашной, и иной раз я «одерживал верх», как в переносном, так и в самом прямом смысле слова.

Я придавал этим занятиям такое важное значение (сразу после Тамары П., конечно), что спроси меня и год, и десять лет спустя, что было важного в 42/43-м и 43/44-м учебных годах, не задумываясь, ответил бы: служил старшиной школьной роты.

* * *

Пока мы таким образом в октябре-ноябре 1942-го играли в войну, готовясь идти в 1943-м в лагеря допризывной подготовки, а в 1944-м — в армию (тогда это происходило в 17 лет), наши войска под Сталинградом перешли в наступление, во второй половине ноября окружили там крупную группировку противника, весь декабрь громили ее, отбивая попытки прорвать кольцо окружения извне, а весь январь 43-го добивали обреченных и 2 февраля 1943 г. остатки окруженных капитулировали. Уже со второй половины ноября 42-го настроение людей стало резко меняться: мы с утра до вечера слышали победные реляции, читали их в газетах, верили — не могли не верить — им и, в полном смысле слова, воспрянули духом. К декабрю ни о какой партизанщине уже не могло быть и речи.

Помню, 10 января было сообщено о начале уничтожения окруженной армии противника, а уже вечером 12 января мы праздновали в складчину день моего 16-летия. Нам разрешили сдвинуть парты в одном из школьных классов. Кто-то раздобыл редчайшее по тем временам роскошество: бутылку крепленого красного вина, которое сильно разбавили и его хватило почти на полтора десятка присутствовавших. Кто-то принес картофельное пюре, кто-то — нечто вроде салата, были даже бутерброды с сыром и колбасой, т. е. экзотика под стать вину. Был весь 9-й класс, а также, по понятным причинам, Тамара П. с несколькими своими друзьями и подругами. Родителей и учителей в те времена на такие мероприятия приглашать было не принято.

Принесли патефон, зазвучали «Брызги шампанского» и «Рио-Рита». Я танцевал со своим живым божеством, снова краснел и бледнел, с трудом подбирая темы разговора, и нельзя сказать, чтобы божество чувствовало себя при этом очень комфортно: сложно играть роль божества, будучи обычной советской восьмиклассницей.

Господа юнкера 1943 года

Летом 1943-го я был назначен — кем бы вы думали? — старшим вожатым пионерлагеря в одном из бывших домов отдыха в полутора десятках километров от Уржумки. Это вам уже не школьная рота старшеклассников на военных занятиях. И даже не полк, которым командовал в Гражданскую войну такой же 16-летний Гайдар-дед. Это несколько сот человек отпетой шпаны из четвертых, пятых, шестых и седьмых классов нашей школы, готовые мир перевернуть, — только отвернись на секунду!

Правда, начальником лагеря была директор школы, женщина властная, хулиганам спуска не дававшая И у нее было две заместительницы — два завуча: по хозяйственной и воспитательной части. Каждый отряд (класс) имел свою командиршу — классную руководительницу И у каждой командирши была своя заместительница по воспитательной части — вожатая А я был как бы третьим заместителем начальника лагеря — по особым поручениям, положиться в которых можно было только на меня. Забегая вперед, скажу, что ожидания ее оправдал полностью — только не успел реализовать до конца из-за нехватки времени. Но сегодня подозреваю, что главное, из-за чего я был приглашен, — не в поручениях, не в «задумках», как она их называла. Я олицетворял единственно возможное тогда мужское начало в стопроцентном женском педагогическом коллективе (несколько шоферов и других «хозяйственников» здесь в счет не шли — это был особый персонал, наряду с работниками кухни и прачечной). Директор школы, будучи настоящим педагогом, знала, что любой женский коллектив — это одно, а тот же коллектив, в который затесался хоть один мужчина (пусть даже только что получивший паспорт, т. е. сугубо номинальный) — это нечто совершенно другое по общей атмосфере работы.

Во избежание недоразумений для современного читателя, еще раз подчеркнем, что для всех этих женщин и девушек изначально и тотально никакого секса в стенах лагеря ни с кем быть не могло. Разве что лесбиянство, но о нем тогда знали не больше, чем о наркотиках. То есть понятия не имели совсем.

И вот в один из последних дней июня 1943 г. из Уржумки лесной дорогой потянулся длинный обоз. Впереди пошла машина с завучем по хозяйственной часта и с оборудованием первостепенной важности для открытия лагеря. Потом еще несколько машин и подвод с «хозяйственниками» и их арсеналом. Задача: окончательно подготовить лагерь к приему детей, так, чтобы сразу накормить их после похода, дать отдохнуть, развлечь, еще раз покормить и уложить спать. Затем со знаменами и барабанами, а кое где и с горном двигался отряд за отрядом — сначала старшие классы, затем малышня. Замыкала шествие подвода с врачом, медсестрой и медикаментами — на случай дорожных происшествий (без которых, слава Богу, обошлось). Впрочем, врачиха и медсестра шагали рядом с подводой. Потому что рядом с ними шагало прочее начальство — от верховного главнокомандующего до старшего пионервожатого. Мы держались сзади, чтобы не было отстающих и чтобы на всякое происшествие впереди можно было реагировать оперативно. Вплоть до марш-броска кого-то из нас назад, в Уржумку.

Двигались не спеша, в темпе, удобном для ребят, через каждый пяток километров делали получасовой