Шрифт:
Закладка:
Несчастье на Лизу обрушилось, когда она вернулась с обеда. Никто, кроме Лины, не обратил внимания, что Лизонька тихонько хнычет в уголке.
– Ты чего ревешь? – укоризненно спросила Лина. – Чего опять?
– Я па-а-аспорт потеряла, – заныла Лизонька. – А у меня билет на поезд, к маме ехать на праздники, а без паспорта в поезд не пустя-а-а-а-ат.
– Тьфу-ты, делов-то на три копейки. – Лина вздохнула с облегчением. – Сходи в милицию, пусть тебе справку о потере напишут, и поедешь себе спокойно.
– Правда? – Лиза перестала всхлипывать. – Ой, спасибо, Лина Анатольевна, я бы сама не догадалась.
Лиза ушла в милицию, а Лина выкроила свободную минутку и помчалась в киоск. Некоторое время разглядывала рекламу разных лотерей, потом выбрала ту, где среди главных призов числились многомиллионные суммы и квартиры в Москве. Очередной розыгрыш – как раз завтра утром. В голове весело играли колокольчики, она не различала, звучит ли это открытка или просто крутится навязчиво мелодия. Она постучалась в окошечко, сжимая в руке заветный носочек.
– Что вам? – спросила физиономия, завернутая в шаль, по ту сторону окошечка.
Лина поспешно приклеила носочек себе на рукав, отдала мятую сотню, получила лотерейный билет и аккуратно сложила его в кошелек. Почему же носочек в красной опушке не пропадает? Ну конечно, розыгрыш ведь завтра. Надо, чтобы шарики выпали в определенной комбинации, такой же, как у нее на билете. Ексель-моксель, надо было приклеить носочек в другое место, менее заметное!
Вернувшись на почту, Лина обнаружила, что Лизонька по-прежнему плачет в уголке, как будто и не уходила никуда.
– Ну что ты опять ревешь, горе ты луковое?
– Не взя-а-а-али.
– Что не взяли?
– Заявление не взяли, что паспорт потерялся. Говорят, надо в каком-то бюро находок сначала справку взять.
– Эх, дуреха, мышь ты беспомощная, сопля размазанная, гусеница без ножек! Как-то живешь-то вообще? Ну нельзя же так!
Лизонька разревелась навзрыд, Наталья обернулась.
– Ну что ты ее шпыняешь! Посочувствовала бы, неужели тебе ее не жалко?
– А что толку сочувствовать! Так, Лизка, одевайся, вместе пойдем.
– Куда опять? Леонидовна ругаться будет, девочки, – ахнула Наталья.
– Не будет. Во-первых, она в травмпункте, во-вторых, она сегодня довольная.
Наталья только недоуменно брови приподняла.
Лина подхватила Лизину шубку, сунула ей в руки и заметила, что синий носочек все еще искрится белой опушкой на подкладке. Выходит, она не виновата, что Лизка паспорт потеряла? Ладно, обещала помочь – значит, поможет. В бюрократических учреждениях Лина, готовая громогласно ругаться налево и направо, своего добивалась быстро. В сумочке у нее лежал специальный список, куда и по каким телефонам можно жаловаться на ту или иную организацию, а правильные вопросы она знала наизусть.
– Девушка, я же вам сказал, нужна справка, из бюро находок, – завел свою песню молоденький милиционер.
– На каком основании? Покажите мне приказ или распоряжение, по которому заявления без таких справок не принимаете, – затребовала Лина.
– А вы кто будете? Мать, что ли?
– А вот хоть бы и мать. – Лина уперла руки в боки. – Примите заявление, или я сейчас буду звонить вашему начальству, и мы вместе с ним поищем подходящий приказ.
– Ладно, – вздохнул милиционер. – Пишите заявление, так и быть, сделаю исключение.
– Леха! Здорово! – В кабинет заглянул крепкий парень в штатском, уставился на Лизоньку, некоторое время ее разглядывал, потом сказал: – Леха, выйдем на минутку.
Лиза как раз закончила писать заявление, когда в кабинет вошли трое: Леха, уже знакомый парень и еще один, в форме.
– Девушка, вам придется пройти с нами.
– Куда?
– В камеру. Придется подождать до выяснения вашей личности.
– Не имеете права! – Лина прикрыла Лизоньку грудью, как от обстрела.
– Имеем, – спокойно ответил Леха. – Документов у нее нет, а у меня ориентировка есть – девушка, на вид 22–23 года, очень худая, волосы темные, глаза карие, член террористической группировки. И фоторобот есть.
Он ткнул Лине в нос рисованный портрет, не очень похожий на живого человека, но и впрямь чем-то напоминающий Лизу. Только лицо чуть полнее и глаза поменьше, но Лизка-то сейчас опухшая, столько проревела.
– Лиза! Что у тебя есть? Права, студенческий, ну хоть что-нибудь? – схватила ее за рукав Лина.
– Нету ничего, Лина Анатольевна.
– Фу ты, ну что за ерунда такая! Это же Лизонька, сотрудница нашей почты, она у нас уже который год работает.
– Фамилия какая у вашей Лизоньки? – вмешался Леха.
– Фамилия…
Лина задумалась. А какая, в самом деле, у нее фамилия? Лизонька и Лизонька, кто же ее знает.
– Не знаю.
– Вот те на, мамаша. Не знаете фамилию дочурки? Может, мы и вас задержим?
– Да какая из нее террористка! Вы посмотрите – еле-еле душа в теле! Это же моль в обмороке! Она и мухи пришибить не сможет, даже если захочет.
– Как раз таких часто и вербуют террористические организации. Потому что никто на них и подумать не может.
Когда Лизу уводили, та сжимала в руках шубейку, и Лина заметила, что синий носочек пропал. Бедняга, тщедушная Лизонька, несчастное, домашнее существо, мыша почтовая – и в изоляторе. Сколько ее там продержат, пока разберутся, что к чему? Что там за компания, проститутки и бомжихи? Или для террористок особые изоляторы? Фуф! Смешно! Лизонька – террористка! Да она своим невезением ЦРУ развалит, не то что террористическую организацию.
Лина с трудом вырвалась из отделения милиции. Слава богу, у нее был с собой паспорт. Она выскочила на улицу, как пробка из бутылки шампанского, и помчалась на почту. Внутри у нее кипело адское пламя, в котором она готова была сжечь все милицейские отделения города, вместе взятые, и террористов заодно. Она споткнулась, и в голове навязчиво зазвенели новогодние колокольчики. Тогда Лина достала из сумочки открытку и с отвращением на нее плюнула. Подарочек новогодний, блин!
Ексель-моксель, как Лизоньку-то жалко! Ну почему, почему для этой стервищи Леонидовны несчастный случай обернулся счастливым, а бедолагу Лизу судьба безжалостно пнула самым больным и несправедливым образом! И что обиднее всего, короткий триумф злорадства оставил в памяти след бледный и скрипучий, как мелом по стеклу, жалость же затопила Лину до кончиков ушей, и на глаза навернулись слезы. Она себе сама удивилась – не думала, что способна на сентиментальности. Промелькнула в голове какая-то ценная мысль, но тут же улизнула.
Но Лизонька-то, чудо в перьях, растяпа, как же так ее угораздило! До вечера почта судачила о милиции и бедной девочке, охала и вздыхала.