– Это неплохо.

– Конечно, неплохо! – Он поворачивается, и в его глазах плещется лукавство. – Мой брат, Майкл, побрился налысо! Под ноль! – И Грегори, как и подобает Грегори, заливается звонким смехом, стараясь выдавить из себя продолжение истории. – Правда, его понять можно, волосы вьются как у овцы! – И он снова смеется.

– Сними кепи, Грегори.

Не знаю, что такого я сказал, но переливы колокольчиков прекратились. Грегори удивленно смотрит на меня, а ветер колышет одинокую прядь, выбившуюся из-под его головного убора. А ведь мне интересно. Жутко интересно рассмотреть его волосы, цвет у них правда необычный. Но не уверен, имею ли я право о таком просить. Но ветер уже унес слова и спрятал в переливах травы. Я поднимаю руку и опускаю. Чего я делаю? Грегори тянется к своему кепи сам, хватает за козырек и медленно снимает. Пряди волнами падают ему на лоб, скулы. Самая длинная касается мочки уха. Они переливаются, путаясь между собой. А потом он, видимо, стесняясь, рукой зачесывает их назад и вдруг превращается в одного из персонажей с картин матушки.

– Не приноси сюда это свое кепи больше! – Я фыркаю от его бестолковых копошений. – Волосы как волосы.

– Спасибо, Франческо… – Его улыбка, неспокойная река, меняет настроение с застенчивого на таинственное, а взгляд становится серьезным и устремляется куда-то в облака. – Хорошо. В кепи жарко.

Мне опять хочется спросить у звезд, какой дорогой они завели Грегори на наше хлопковое поле. И как вообще я мог сравнить его с Колтоном? Не нужна Грегори моя земля – по крайней мере, не в том смысле, в котором нужна его отцу. Грегори просто нравятся наши лесные тропинки, клены, трава и хлопковое море. И животных он, судя по Рею, любит и ладит с ними.

Как же все-таки прекрасно жить с чистой совестью. Я молча смотрю, как овцы продолжают пастись. Ничего в мире не изменилось: солнце все так же на синем небе, трава такая же зеленая, да вот только Грегори без кепи.

Ладонью я рассеянно нащупываю мушкет. Всего несколько раз стрелял из него по живым существам: отгонял койотов. Им, трусам, обычно хватает пары пуль.

Грегори тоже тянется к оружию и аккуратно берет в руки.

– Стрелял?

– Редко, – говорю я и облегченно выдыхаю, когда он не наводит его на меня. – Не любитель оружия. Я, бывает, вспылю, но не так, чтобы тянуться к кобуре.

– А я вот белке в глаз стреляю с пятидесяти шагов… Если достаточно светло! – говорит Грегори так, будто сказку мне на ночь читает. И несмотря на август, по коже бежит холод. – Но тебе боятся не стоит. Я вообще не вспыльчивый человек. Стреляю хладнокровно, – а вот теперь совсем не смешно. – Просто жизнь – непростая штука.

– И не говори, – шепчу я и отбираю мушкет. – Давай сюда. – Он и не против. – Не будем разнообразить день случайными огнестрельными ранениями.

– Не случайными, – поправляет он. Он точно не на Диком Западе вырос. Его серьезное лицо в мгновение меняется, как будто художник провел влажной тряпкой по рисунку грифелем: улыбка и наивные глаза. – Тебе не скучно здесь сидеть?

– Нет, – отвечаю я искренне и подставляю ветру лицо.

Моя совесть наконец-то спокойна.

Глава 6

Я мешаю кофе палочкой клена и бессмысленно смотрю перед собой. Прошло уже шесть дней с непростого разговора о возможной продаже ранчо. И если с Хантером, Джейденом и Патрицией я объясняться не должен, то перед отцом придется. Он хранил молчание, пока я переваривал предложение мистера Рида. Однако время истекло, и мне нужно дать свой ответ, а главное, выслушать вердикт отца. Тревожит то, что он, как мне показалось в тот вечер… колебался?

Честно говоря, я догадываюсь, откуда у него сомнения, но услышать их откровенно боюсь. У моего отца стальные нервы и мягкое сердце. Момент для разговора я выбрал, конечно, удачный: братья в поле, Патриция отлучилась по делам, рабы и прислуга разбежались, словно мыши по углам. Единственный назойливый гость пока не объявился. Грегори после нашего примирения приходил ко мне каждый день и забивал голову полнейшей ерундой. Я косил траву, собирал хлопок, чинил забор, гонял Рея по тренировочному полю, а он шатался рядом и отпускал свои веские комментарии. Его восторг жизнью простого ранчеро удивлял, будто я не навоз убираю, а командую многотысячной армией. Джейден уже не раз шутил, что к двадцати годам я наконец нашел друга не среди животных! Точнее, этот друг сам меня нашел. Забавно, но Джейден прав. Друзей не из семьи у меня еще не было. А Грегори хватает настойчивости и дурости ходить за мной по пятам.

– Добрый день. – Я вздрагиваю, когда отец появляется в столовой, и резко встаю в знак приветствия. – Куда все подевались?

– Парни в поле, Патриция уехала по делам! – Услышав это, отец начинает что-то бубнить по поводу «дел» сестры, но разобрать мне не под силу. – Хочешь чего-нибудь поесть? Я позову прислугу.

– Нет, Франческо, я не голоден. Пообедаем позже, когда все вернутся.

Я киваю и усаживаюсь на место, волнуясь все больше.

– Ты достаточно остыл для взрослого разговора? Хлопать дверьми в твоем возрасте уже стыдно. – В словах отца упрек, но я-то знаю, он не стремится меня задеть. Лишь проверяет почву: стану ли я замыкаться в себе или стараться сбежать.

– Нет, я ждал тебя, чтобы поговорить, – тихо признаюсь я, наблюдая, как отец садится на свое место и сцепляет руки в замок перед собой. Так начинаются все наши серьезные разговоры. – Позволь только мне начать? – Я спрашиваю, но ответа не дожидаюсь, продолжаю: – Мне не стоило устраивать перед мистером Ридом представление, а уж тем более пугать лошадь Колтона. Я поступил глупо.

– Ну не так уж и не стоило. – Отец улыбается, и в его глазах я, о боже, нахожу одобрение. – Ты сразу показал чужакам, что с нашей семьей стоит считаться. Мистер Рид десять минут восторгался твоей верховой ездой, а еще десять – Реем. Все спрашивал, как мы вырастили такого резвого коня и есть ли очередь на случку.

– Никогда! – выпаливаю я, не успев подумать.

– Не волнуйся, Рей у нас жеребец что надо, однако водить его к невестам каждый день нет смысла. Многие ждут очереди, и уступать чужакам я не собираюсь. Однако Риды живут тут уже почти неделю. Нам надо дать им хоть какой-то ответ, сын. Их парень, Грегори, болтается на ранчо чаще Джейдена. – Отец смеется. Да, брат