Я сердито смотрю на него, а краем глаза замечаю, как рот Хантера приоткрывается в изумлении.

– Я отправляюсь в город. – Колтон смотрит убийственным взглядом на меня, потом на Грегори. – А ты, на чем хочешь, чтобы вернулся домой в ближайшие три часа, иначе отец оторвет тебе голову!

Вновь бросив нежный… нежный взгляд на мою сестру, этот мерзкий тип все же дает шпору лошади и отправляется прочь.

– Патриция, это что сейчас было? – Не успеваю я слова вымолвить, как мои мысли озвучивает Хантер. Однако я рано обрадовался, брат переводит взгляд потемневших от ярости глаз на меня. – Но ладно сестра! Ты! Франческо Дюран, где ты был всю ночь? Вы… Ты… Что происходит, мне кто-нибудь объяснит? За день брат и сестра сошли с ума! Еще и Джейден рюмки в баре гоняет! Отец узнает, и вам конец!

– Нет! – кричим мы с сестрой так, что Хантер отступает на шаг.

– Позволь мне объяснить. – Грегори делает шаг к брату. Тот недоверчиво щурится. – Вчера я решил прогуляться по округе. Никогда мы с семьей так далеко не заезжали на запад. Пошел без лошади и воды, думал, погуляю пару часов и вернусь. В итоге я заблудился и сел на кучу с хлопком. Там меня и нашел Франческо. – Хантер смотрит на меня, я спешно киваю. – Ночью до города далеко, а одного на вашем дворе Франческо меня оставить не решился. Вот и остался сторожить на сеновале. Конец истории! А утром мы обнаружили Патрицию с моим братом за разговором.

– Хоть один адекватный человек! – Хантер, махнув руками, выдыхает. – Ладно… Отец волнуется, может, хватит уже вести себя как дети?

– Он – и адекватный? – невольно фыркаю я. – Хантер, я буквально нашел его на куче компоста! Он, сидя там, смотрел в небо без капли воды и с парой яблок в штанах! – Мне аж не по себе от того, что брат сразу встал на сторону Грегори. – Кто вообще так делает?

– Дай-ка подумать… Ты?

Перехватывает дыхание. А ведь он прав, я мог бы выкинуть что-то подобное!

– Но черт возьми, Грегори! – Аргументов против брата у меня нет, а Патриция зла, как ведьма на костре, поэтому я разворачиваюсь к волку в овечьей шкуре.

– Да, Франческо? – издевается надо мной он.

– Прекрати, постоянно называть меня по имени! – Я мгновенно вскипаю. Хантер делает шаг к нам, но я останавливаю его рукой.

– Хорошо, Франческо! – смеется Грегори, запрокидывая голову.

– Какого черта ты вообще рыжий! – Я уже понимаю, что несу чушь, но остановиться не могу. – Ты, значит, тоже пришел забрать у меня землю? Может, ты специально околачивался ночью в полях, что-то вынюхивал?

Улыбка мгновенно сходит с лица Грегори, оно становится потерянным. Хантер кладет руку мне на плечо, и я осознаю: меня трясет. Но некоторые мысли, к сожалению, не кажутся таким уж бредом. Кому захочется бродить по хлопковому полю ночью? По чужому полю.

– Говори, что ты делал этой ночью? – сглотнув, спрашиваю напрямик.

– Просто гулял и все! – Он прямо смотрит мне в глаза. – Я никогда бы так не поступил! Не нужно мне твое проклятое ранчо!

Грегори так повысил голос, что домашняя птица разлетелась с заборов и бросилась наутек. Его глаза полны обиды и разочарования.

– Я вынужден! – продолжает он. – Вынужден, понимаешь, сидеть в этой телеге! А ты дурак, Франческо! – Он бросает взгляд на Патрицию, потом на Хантера и добавляет суше: – Простите, что забрел к вам и переночевал на сеновале. – Снова он смотрит на меня. – Честь имею.

Он отворачивается, надевает кепи и, засунув руки в карманы, уходит прочь – в сторону выхода с поместья. Патриция качает головой и бежит за ним, предлагая отвезти его на телеге. Я же стою столбом, понимая, что перегнул палку. Грегори с таким стыдом прятал под кепи волосы, что очевидно: он стесняется своей рыжести и того, насколько похож на братьев. А что сделал я? Нагрубил, обвинил непонятно в чем.

Хантер убирает руку с моего плеча и идет в стойло, понимая, что так или иначе Патриция не отпустит Грегори собирать дорожную пыль. А я закрываю глаза и глубоко вздыхаю. Не доверяю я Ридам. Есть в них что-то подозрительное, хотя я пока не разобрался, насколько все серьезно. А вот дров уже наломал.

Открыв глаза, я вижу около ворот Грегори – он беседует с моей сестрой. Они ждут Хантера. Он улыбается ей: печально, сдержанно, неискренне. Я закусываю губу от стыда, но приблизиться не решаюсь. Ветер колышет ворота, и они скрипят.

Вот так я взял – и залез человеку в душу. Не постучался и не попросил зайти, а выбил дверь с ноги, нащупав брешь в идеальном полотне улыбок и веснушек Грегори. Уверен, ни Хантер, ни Патриция ничего не поняли, они обратили внимание лишь на мой гнев. А ведь да. Я начинаю вспоминать, и совесть грызет все сильнее. Грегори то и дело поправляет кепи, убирает волосы, не позволяет никому смотреть на него так, как смотрел я. В одно мгновение я поставил его в ряд с остальными братьями и отцом, обвинил в алчности. Уверен, будь его воля, он взял бы щетку и тер бы лицо, пока кожа не слезет вместе с веснушками. Черт возьми, какой же я подонок. Франческо Дюран, любовь к ранчо не должна превращаться в мушкет, из которого ты стреляешь по людям. Раны от злых слов не в силах излечить ни один лекарь. Я сжимаю кулаки и стараюсь найти лазейку для оправдания. Тщетно. Я разворачиваюсь и иду в дом, но на пороге оглядываюсь.

Грегори с грустью посматривает на меня.

– Черт, – срывается с моих губ.

* * *

Меня сослали. Позорно и без объяснений. Детей, когда пытаются научить манерам, ставят в угол или дают пару розг, меня же, наоборот, отправили в мир, где не сыщешь ни одного угла. В лесную долину стеречь овец. И даже Рея не разрешили взять.

Патриция до сих пор злится на меня. А я разве виноват в том, что у Колтона Рида трусливая лошадь? Упал и упал. С кем не бывает? Раздражает то, что я так долго ждал свою очередь стеречь овец, спорил из-за нее, а в итоге выброшен на улицу.

Прошло два дня, а Патриция не проронила ни слова. Она всегда начинает играть в молчанку, стоит нам поругаться, а отец учит уступать женщинам в их капризах. Сам он, кстати, тоже словно воды в рот набрал и ходит чернее тучи.