Шрифт:
Закладка:
– Что ты удумал, наглая скотина! – Я отскакиваю под хохот Грегори. – Половину лица мне исслюнявил! Не видать тебе поблажек сегодня и яблок тоже! – Я вытираю щеку рубашкой и морщусь. – Чего ты беснуешься? Уже накормили яблоками, да? Ну ничего, они тебе еще аукнутся! – Я тыкаю пальцем в коня, потом в Грегори. – И тебе, между прочим, тоже.
– Да что ты говоришь! – Мои слова его совсем не впечатлили, выглядит он опять как придворный шут. – Кепи-то вернешь, Франческо?
– В городе отдам! А пока ее примерит мальчик, который заслужил носить только самое лучшее. – С этими словами я надеваю кепи на голову Алтея. Он даже не дернулся. Замечательный конь!
– Ну Франческо! Это мое любимое кепи! – возмущается Грегори, поглаживая гриву Рея.
Да что ты говоришь? Любимое? Мне-то не ври.
– Ладно, пошли уже, а то мы проторчим в стойле весь день, а вечером еще в поле нужно. – Я снимаю с Алтея кепи и под недовольным взглядом Грегори вешаю на ближайший столб. – Вечером заберешь! – Улыбаясь, я вывожу Алтея, пока Грегори выпускает Рея. Дружба дружбой, но я внимательно слежу, чтобы рыжий выскочка не получил копытом по лбу. Он ловит мой взгляд, и я притворно морщусь. – И бога ради, причешись уже!
– Да ты! Да я! – невнятно ворчит он себе под нос и пытается пригладить волосы. Ладно, там не все так плохо, как я пытаюсь показать.
Пока Грегори наводит красоту, Рей подходит и толкает меня в руку. Я седлаю обоих коней и открываю загон. Осмеливаюсь еще раз взглянуть на Грегори. Какой он все-таки странный. В наших местах такие добродушные чудаки долго не живут.
Но мне все равно отчего-то кажется, что Грегори намного сильнее, чем кажется.
* * *
– Твой конь скоро издохнет, Франческо!
Грегори повторил это уже в сотый раз. Я, сердясь за предательство, действительно гонял Рея по полю без малейших поблажек. Теперь он бредет, опустив голову, но не падает и даже не упрямится, а значит, беспокоиться не о чем. Своего коня-то я знаю как облупленного. И к сожалению, ему придется потерпеть такие тяжелые тренировки, иначе скачки мы вряд ли выиграем. Я напоил его и причесал, перед тем как направиться в город. Грегори сидит на Алтее, который сделал всего несколько кругов, но так же смиренно склонил сейчас голову: тонкую натуру видно издалека. Эти мысли возвращают меня к Грегори. Подняв глаза, я вспомнил о кепи у меня в кармане. Сколько он ни просил вернуть ее, я остался неумолим. После слов Грегори насчет цвета волос смотреть на нее, если честно, стыдно. Я даже подумываю незаметно потерять ее, но не могу предсказать последствий.
Я вздыхаю и глажу Рея по голове, он дергает ушами от удовольствия. Мы прошли половину пути в город, а я не задал Грегори ни одного вопроса. Пора. Но стоит мне набраться смелости и открыть рот, как он заговаривает первым:
– Как же у вас здесь красиво.
Я прослеживаю его задумчивый взгляд. Ох… да, пейзаж невероятный. Закатное солнце пустило кровавую волну по хлопковому полю, заставляя каждый фут мерцать и полыхать изменчивой палитрой вечерних оттенков. Легкий ветерок и переливы белых коробочек превращают растения в колышущийся снежный океан. Кажется, вот-вот хлопок взлетит в небо и разнесется по округе летним бураном. Вдалеке я замечаю несколько рабов, но сразу перевожу взгляд на солнце. Оно дрожит, словно руки после косы, и прячется за непоколебимый горизонт. Тени, отбрасываемые Грегори и Алтеем, сливаются и превращаются в столпы, уходящие дальше, чем мои глаза могут разглядеть.
Я вглядываюсь в рыжий затылок Грегори. Цвет его волос, оказывается, очень зависит от освещения. Из каштанового становится пламенным, из бордового – оттенком лисьего меха. А сейчас я вообще не могу этот цвет описать. Ничего подобного не видел… И прежние путаные мысли – о птицах, о звездах – лезут в голову. Так ли я свободен, как считаю?
Задумавшись, не замечаю, как Грегори повернулся ко мне и ждет, пока я вынырну из пучины дум.
– Франческо?
– Да?
– Опять в облаках летаешь?
Я оскорбленно фыркаю и даже приподнимаю подбородок. Хочется дать Рею шпору и уйти от ответа, но друг ни в чем не виноват, поэтому приходится спасаться от неловкости самостоятельно. Как бы ни сердил меня порой Грегори, я понимаю, он не пытается меня задеть. Он просто не умеет общаться иначе, у него что на уме, то и на языке. И это, черт возьми, подкупает, сам уже чуть меньше боишься выглядеть чудаком. Это тоже роднит Грегори с моей матерью. Она была одновременно и настоящей леди, душой любого общества, и загадкой, женщиной не от мира сего. Такие люди всегда иначе смотрят на мир. И к сожалению, мир тоже иначе смотрит на них.
– Грегори, ты честный человек? – решившись, спрашиваю я почти шепотом.
Тоска по матери придала мне смелости.
– Прозрачный, как родниковая вода. – Он улыбается и с интересом смотрит на меня.
– Зачем вы приехали на наше ранчо? – Мой голос ровный, лицо, надеюсь, не выдает волнения. Он ничего не должен заподозрить. – Прости, я не хочу показаться грубым и недоверчивым, но я очень переживаю за свою землю.
Грегори лишь кивает.
– У нас неплохой доход, природа к нам щедра. Однако таких ранчо тысячи и тысячи по всей Америке, тем более, тут еще неспокойно после войны.
– Я ждал момента, когда ты спросишь об этом. – Он продолжает улыбаться, но уже как-то по-другому. – Боюсь, я не знаю. – Он склоняет голову, вихри его волос падают на лоб. – Я хоть и рыжий, как хвост лисы, все равно белая ворона в нашем семействе. – Он глубоко и напряженно вздыхает. – Я же могу с тобой поделиться?
– Ты вправе делать все, что пожелаешь.
Я хотел отрыть ответы на одни вопросы, но моя лопата уперлась в сундук с сокровищами – переживания Грегори.
– Я уже говорил тебе, что ненавижу дорогу. Моя мечта – осесть в таком городе, как ваш, и копаться в земле или лежать в гамаке.
Я вопросительно выгибаю бровь.
– Я видел, как Джейден стережет овец. Он спал, сколько я ни махал и ни кричал ему приветствия. У вас вообще есть понимание, как следить за овцами? – Грегори смеется, я выжидательно молчу. – А
