Все это я выдала на одном дыхании без остановок. Когда же закончила, услышала то, чего боялась все время своей речи, – тишину. Генри молчал, но явно слушал меня: до меня слабо доносилось его дыхание, в старых аппаратах оно почему-то слышнее.

– Маделин, вы понимаете, насколько непорядочно то, что вы сделали? – медленно сказал он наконец.

Я покраснела до корней волос.

– Понимаю, – промямлила я.

Он сделал еще одну паузу, от которой я съежилась под своим одеялом, под которым уже невозможно было дышать.

– Дайте слово, что больше не будете мне лгать. – Он произнес это все так же бесстрастно, но я почувствовала всю серьезность этой просьбы для него.

– Даю слово, – выпалила я, избегавшая всю жизнь таких серьезных и не всегда выполнимых обещаний.

Он громко выдохнул в трубку.

– Где вы сейчас?

– В своей комнате в «Кабане и хряке».

– Хотите, я приеду за вами?

Я выглянула из-под одеяла в зеркало. Нет, даже панический страх не мог заставить меня появиться в таком виде перед понравившимся мужчиной.

– Спасибо, но я уже собиралась заснуть. Завтра долгий сложный день.

– Как знаете. Но раз уж завтра день, в который вы, по всем признакам, можете пропасть навсегда, не согласитесь ли заночевать в замке Харди? Мне так будет спокойнее. Вам, надеюсь, тоже.

Внутри у меня все прыгало от радости.

– Да, спасибо, я с удовольствием останусь завтра с вами. Мне очень страшно, Генри.

– Рядом со мной вам ничего не угрожает, Маделин.

– Я верю…

Возникла пауза, но совсем не такая тяжелая, как еще несколько минут назад.

– Маделин, те стихи, вы говорили, семьи пропавших парней получали их по почте после исчезновения, о чем они были?

– Сложно сказать… Хотите, я прочту?

Генри хотел. Стихотворение о колоколе, мельнице и меде снова звучало в моей комнате. Когда я закончила, Генри пару секунд молчал, а потом проговорил:

– Лист бумаги с написанными на нем этими словами Джинни повесила себе на грудь в день самоубийства.

Ночь была тревожной; даже не знаю, в какой момент я все же смогла отключиться. Пока сон не приходил, я обдумывала все, что накопилось за эти дни, активно стараясь избегать мыслей о том, что кто-то пытался меня напугать.

Жутковатые стихи Джинни то и дело всплывали у меня в мозгу, но тем не менее понятнее они не становились. Колокол, мельница, хлопковый мед оставались тарабарщиной отчаявшейся беременной девочки-подростка. Мне казалось, что я хожу где-то очень близко от чего-то очень важного и проясняющего все происходящее, но не вижу этого.

Джинни Харди была беременна. Что это значило для нее? Талантливая девушка из богатой семьи. Набожная, регулярно ходила в церковь. Вероятно, беременность вне брака выбила ее из колеи. Генри сказал, что едва ли внебрачная беременность могла так на нее повлиять: родители боготворили дочь и сделали бы все, чтобы она была счастлива. Так почему же тогда она изрезала свой живот и повесилась?

Очень важным, но практически невозможным для моих изысканий становилось выяснение личности отца ребенка Джинни. Если в плане того, что внебрачную беременность ее семья приняла бы и не осудила (считаем, что Генри не лжет, зачем бы), то, вероятно, она не нашла поддержки со стороны отца ребенка.

Ох, как пригодился бы мне разговор с Мэри Хит! Может, Дилан смогла бы все же уговорить ее пообщаться со мной. Но, судя по изможденному виду Мэри на площади, сильно рассчитывать на это не приходилось.

От кого же забеременела Джинни? По рассказам тех, кто ее знал, она была не из тех девушек, что гуляют с парнями вечерами. Хотя почти наверняка она многим нравилась. Если она хоть немного походила на Генри, должна была быть очень привлекательной.

Джей Си, наверное, советовал бы искать ответ на этот вопрос в семье, он всегда предполагал самое худшее. У меня же на выбор была половина деревни. А может, этот загадочный папаша больше не жил в Холмсли Вейл? Или даже никогда не жил. А возможно, его и нет в живых. Остался ли хоть кто-то, кто смог бы точно сказать, от кого была беременна Джинни Харди? И насколько важна его личность для того, что происходило в настоящий момент?

Угрюмый осенний день разбудил меня светом в окно. Почти бессонная ночь отражалась на моем настроении, но ожидание чего-то необыкновенного в долгожданный канун Хэллоуина перебороло во мне негативные проявления, а вчерашний страх даже немного подстегивал к действиям.

При свете дня вечерние встречи с призраками казались сном, поэтому я зацепилась за эту мысль и пошла навстречу тому, ради чего приехала в Холмсли Вейл. День оказался на удивление солнечным и оживленным. По улицам тут и там были выставлены тыквы и сновали ребятишки в красочных костюмах. Если бы я приехала сюда сегодня, несомненно, решила бы, что Холмсли Вейл – очень живой и веселый туристический городок.

На площади перед водонапорной башней выставили несколько столов с навесами, под каждым из которых продавали что-то интересное: от маленьких, но замысловатых фонариков из тыквы, различных масок, шляп и целых костюмов до ароматных блестящих печеных яблок и каштанов, сахарной ваты, бургеров и ребрышек, готовящихся прямо здесь же на переносных барбекю. Запах стоял невероятный, а атмосфера праздника побуждала скупить абсолютно все.

Многие были в костюмах, но костюма моей вчерашней вечерней собеседницы я не встречала, хотя была к этому готова и подсознательно очень желала увидеть что-то подобное при свете дня и разрушить жуткий ореол увиденного вчера.

Все вокруг дышало весельем так глубоко, что я на несколько минут с горячим пуншем и куриной ножкой в карамели забыла, почему я здесь. За этим меня и застала Глория Мид, возникшая, как Малефисента на дне рождения Авроры. В первый момент я в самом деле подумала, что она нарядилась в диснеевскую злую волшебницу, но при ближайшем рассмотрении стали различимы черная бархатная накидка с норковой опушкой на прорезях для рук и таким же меховым высоким воротником, который и ввел меня в заблуждение. Это и, конечно, высокая замысловатая прическа Глории, которая сегодня была как-то по-особенному (праздничному?) объемной наверху, словно складывала ей витые рога, уходящие назад.

– Маделин! Как волшебно, что вы здесь! – Она, кажется, все превращала в сцены из сериала.

Я поздоровалась.

– Я решительно приглашаю вас к нам на рюмочку шерри. – Она игриво подмигнула мне.

– Не рановато ли для шерри? – ответила я, стараясь придать голосу неосуждающий тон.

Ее тонкие изогнутые брови на секунду взметнулись вверх, но тут же приняли обычный вид, и она медовым голосом сказала:

– Тогда, может, согреемся чашечкой какао или чаю? Сегодня Минни напекла волшебных круассанов, мы подогреем их над тостером…

Не