дожидаясь моего ответа, она подхватила меня под руку и повлекла за собой мимо церкви к уютному, словно сошедшему с полотен Томаса Кинкейда коттеджу. Несмотря на конец октября, на клумбах еще желтели какие-то поздние цветы, а на деревьях краснели ягоды, которые с удовольствием клевали птицы, – картина выходила идиллической.

Глория без умолку тараторила что-то светское и вычурное, совершенно не нуждаясь в моих комментариях и даже поддакиваниях.

Когда мы вошли в дом, я порадовалась, что наконец освободилась от ее тонких, но цепких лапок. Внутри было так тепло, что только в этот момент стало понятно, как я озябла на улице, несмотря на активное движение и горячую еду. Мысль о хересе уже не казалась мне такой преждевременной, как еще несколько минут назад.

Глория выдала мне новые запечатанные тапочки для гостей, а сама надела бархатные черные лодочки на высоком каблуке с помпоном из воздушных перьев на носах. Под ее элегантной накидкой оказалось не менее элегантное черное платье из мягкой ткани, которое обтягивало ее стройную высокую фигуру, как перчатка. Я в оверсайз свитере и джинсах казалась рядом с ней бездомной, которую решила приютить богатая леди.

Интерьер гостиной Мидов тоже не давал расслабиться; я словно попала в декорации сериала «Династия»: мягкая мебель обита шелковистыми тканями, спинки и ножки стульев тоскуют по Вене, а фрукты в вазочке на журнальном столике настолько идеально сбалансированы, что сложно представить, что кто-то рискнет из нее угоститься и нарушить гармонию.

Глория несколько секунд наслаждалась эффектом, который на меня произвел ее дом. Снаружи он словно вышел из экранизаций романов о мисс Марпл, а внутри же давал какой-то совсем несопоставимый с фасадом шик. Интересно, как часто у них бывали гости, чтобы замечать это несоответствие.

Я стояла в дверях, не смея даже в чистейших тапочках шагнуть на персиковый ковер. Глория же с ослепительной улыбкой предложила мне сесть на диван, а сама ушла «на несколько минут». В ее отсутствие я занялась разглядыванием фотографий на комоде, которые все в том же кинематографичном стиле были расставлены в рамочках разной степени вычурности. Теперь я узнала, кто те люди, которые покупают рамки с ракушками, чтобы вставить туда семейное фото из отпуска на море: Глория в темном закрытом купальнике демонстрировала безупречной формы ноги и отменную для молодой матери фигуру, Джордж стоял рядом с крошечным Гарольдом на руках. «Хотя, кто знает, может, у них есть и другие дети», – подумалось мне. Но многочисленные фотографии Гарольда, взросление которого можно было легко проследить по фото, отвергали это предположение. Да и, как это ни стереотипно, сам он не оставлял сомнений в том, что был единственным ребенком, которому позволялось все.

На полке нашлась также фотография Глории в платье-торте в стиле диснеевской Золушки и Джорджа в строгом костюме. Их обоих короновали на выпускном. Гарольд вырос копией своего красивого отца, хотя его лицо немного смягчили черты Глории.

Мне от этой семьи почему-то делалось не по себе. Отчасти из-за совершенно не вписывающейся в местную пастораль роскоши. Ее корни было очень интересно узнать, ведь, как сказала Минни, Миды, за исключением старшего, занимались фермерством. Я с трудом представляла себе, как они заходят в резиновых сапогах, до колен покрытые последствиями тяжелой работы, переобуваются в мягкие тапочки и расслабляются за бокальчиком шерри. Но и доходы фермеров в моем сознании не вязались с тем, как одевалось семейство и как оно жило. Интересно, что бы сказали служители церкви, если бы увидели, как живет отец Мид.

Мои размышления прервала Глория, появившаяся в вишневом длинном платье с расклешенными рукавами и подолом в стиле Скарлетт О’Хара и с двумя бокалами, наполненными янтарной жидкостью. Ее предложение выпить чаю или какао, видимо, пропало без вести.

Она опустилась на диван, куда я быстренько переместилась, заслышав стук ее каблучков, который почти поглощали ковровые дорожки.

– Ах, Маделин, я так рада, что вы приехали к нам, – начала она с улыбкой кинозвезды. – Признаюсь, у нас не часто бывают интересные гости. Да и в целом у нас бывает довольно скучно…

Здравствуйте, госпожа Бовари.

– Почему вы выбрали Холмсли Вейл для своей новой книги?

К этому вопросу я уже успела подготовиться.

– Меня привлекает провинциальная жизнь, возможно потому, что я сама до недавнего времени жила в провинции. Думаю, люди, живущие в небольших городах, более искренние и открытые, чем обитающие в мегаполисах.

Глория отвела глаза и сделала выражение лица: «не сказала бы».

– Вы так не считаете? – делано поинтересовалась я, стараясь вызвать ее на откровенность.

– Как сказать… Когда у тебя масса свободного времени, а работа не требует особенных мысленных усилий, начинаешь искать развлечения в сплетнях и интригах.

– А вы где работаете?

Мой вопрос стал для нее очевидно неожиданным и неприятным.

– Я… занимаюсь организацией мероприятий в Холмсли Вейл.

– О, так это вы устроили эту роскошную ярмарку?

Глория, видимо, считала ее не роскошной, а деревенской, но моя реакция ей польстила.

– Да, и вечерний концерт с дискотекой в нашем клубе – тоже моя заслуга.

– Замечательно.

Брови Глории опять сделали быстрый взлет и приземление.

– Жаль, что не все так считают, – с укором заметила она.

– Вы о вчерашнем выступлении вашего свекра?

– О чем же еще? Он прекрасно знает, чего мне стоило устроить все на нужном, а не сельском уровне. Это буквально уговаривать каждую закостенелую в своих представлениях старушку!

– Понимаю, – сочувственно улыбнулась я.

– Но это все неинтересно. – Глория с улыбкой решила сменить тему разговора. – Давайте все же поговорим о вас и вашем новом бестселлере.

– Никогда нельзя знать наверняка, станет ли книга бестселлером, – скромно уточнила я.

Глория уверенно отмахнулась от сомнений:

– Конечно, станет! Вы молодая, красивая, богатая и успешная писательница. Как я вам завидую, вы не представляете. По-доброму, конечно. Вам удалось выбраться из своего городка, а я, по всей видимости, останусь в Холмсли Вейл навсегда. В деревне, где ничего не происходит.

– Не сказала бы, – пригубив придавшего мне смелости шерри, сказала я. – Чего стоит даже вчерашнее собрание. Я уже не говорю о ежегодном исчезновении детей и самоубийстве первой красавицы в округе много лет назад.

– Первой красавицы? – со смехом отозвалась Глория, очевидно, зацепившись за самую важную для нее часть моего высказывания. – О чем вы? Вирджиния Харди никогда не была красавицей.

Поняв, что может показаться завистливой, она добавила чуть спокойнее:

– Я не хочу сказать, что она была страшненькой, вовсе нет. Скорее, она была никакой совсем.

– Как интересно, – откликнулась я. – А вот я слышала, что она была очень привлекательной.

– От кого? – с легкой снисходительностью в голосе откликнулась Глория. – От ее брата? Ну а что он еще мог сказать? Нет, конечно, Харди миленькие, но ничего особенного. Да и к тому же она ведь была совсем еще ребенком. Может, этот утенок и превратился бы в прекрасного лебедя, но